Брендон Сандерсон - Пепел и сталь

Оставалось красное. Слишком глубокий вырез – глубже, чем хотелось бы Вин, – но в остальном оно было великолепно. Из тонкой, как паутинка, ткани, с длинными рукавами, присобранными у локтей и запястий, оно просто очаровало Вин. Но оно выглядело таким откровенным! Вин прикинула на себя платье, ощущая пальцами мягкую нежную ткань, и попыталась представить, каково ей будет в этом наряде.

«Смогу ли я его надеть? Оно же совсем прозрачное! И эти бесконечные оборочки не в моем стиле».

И все же… какая-то ее часть отчаянно стремилась на бал. Повседневная жизнь знатной леди разочаровала Вин, но ее воспоминания о том единственном вечере были чудесными. Нарядные танцующие пары, музыка, атмосфера безупречной вежливости и изысканности, волшебные витражи…

«А я ведь и не заметила, как привыкла к духа́м!» – вдруг осознала Вин.

Она каждый день купалась в ванне с маслами, и слуги обрызгивали духами ее одежду. Конечно, аромат был очень тонкий, но по воровским меркам и он был предательским, непозволительным во время дела.

Ее волосы заметно отросли, и их тщательно подстриг парикмахер лорда Рену, так что они падали на уши, слегка завиваясь на концах. И в зеркале, несмотря на долгую болезнь, отражался уже не тощий неуклюжий подросток. Хорошее питание помогло фигуре Вин приобрести округлость.

«Я становлюсь…»

Вин задумалась. Она не знала, кем становится. Но уж точно не знатной леди. Знатные леди не мучаются оттого, что не могут тайком полетать над ночным городом. И все равно она была уже не прежней Вин. Она была…

«Я становлюсь рожденной туманом».

Вин осторожно положила красное платье обратно на кровать, подошла к окну и выглянула наружу. Солнце скоро зайдет, и тогда опустится туман… хотя, конечно, Сэйзед обязательно выставит стражу, чтобы Вин не сбежала и не занялась тем, чем ей не позволено заниматься. Впрочем, она понимала его осторожность. Он был прав. Если бы не охрана, Вин давным-давно нарушила бы запрет.

Она посмотрела направо и заметила на балконе чью-то фигуру. Кельсер. Вин еще немного постояла у окна, а потом вышла из своих комнат.

Кельсер обернулся, когда Вин появилась в дверях. Она не спешила проходить на балкон, не желая мешать ему. Но он улыбнулся, и Вин встала рядом с ним у изящных перил.

Кельсер уставился куда-то на запад – не на сад, дальше. Он смотрел в сторону лежавших за городом пустошей, освещенных заходящим солнцем.

– Тебе никогда не казалось это неправильным, Вин?

– Неправильным? – переспросила она.

– Да. Все эти высохшие растения, палящее солнце, черное дымное небо…

Вин пожала плечами:

– А что тут неправильного? Это естественно.

– Да, пожалуй. Но наверное, и твои представления о мире – часть неправильной картины. Мир не должен выглядеть так.

Вин нахмурилась:

– Откуда тебе знать, как он должен выглядеть?

Кельсер достал из жилетного кармана сложенный листок бумаги и, осторожно развернув его, протянул Вин.

Она как можно бережнее приняла листок: бумага была настолько ветхой, что грозила вот-вот рассыпаться. На листке ничего не было написано, Вин увидела лишь старый, поблекший рисунок. Рисунок изображал какое-то непонятное растение, каких Вин никогда не видела. Оно казалось невероятно хрупким. У него не было толстого стебля, а листья выглядели уж очень изящными. Верхние листья по форме и цвету отличались от остальных.

– Это называется «цветок», – пояснил Кельсер. – Когда-то, до Вознесения Вседержителя, люди выращивали их. В старых стихах и легендах можно найти их описания, но они известны только хранителям и взбунтовавшимся мудрецам. Судя по всему, эти прекрасные растения вдобавок чудесно пахли.

– Простые растения пахли? – удивилась Вин. – Как фрукты?

– Думаю, да. А некоторые письменные источники утверждают даже, что такие вот цветы превращались во фрукты. Так оно было до Вознесения.

Вин некоторое время молчала, хмурясь и пытаясь вообразить все это.

– Рисунок принадлежал моей жене, Мэйр, – тихо произнес Кельсер. – Доксон его нашел в ее вещах после того, как нас схватили. И сохранил, надеясь, что мы вернемся. Он отдал мне рисунок, когда я сбежал.

Вин еще раз взглянула на картинку.

– Мэйр постоянно грезила о временах до Вознесения, – сказал Кельсер, устремляя взгляд вдаль. Темно-красное солнце медленно опускалось за горизонт. – Она собирала подобные вещи: рисунки и описания прежних дней. Думаю, именно эти грезы и то, что она была ищейкой, привели ее на дно. И ко мне. Именно она познакомила меня с Сэйзедом, хотя в то время я не приглашал его в свою шайку. Его не интересовало воровство.

Вин сложила листок.

– Ты так и хранишь этот рисунок? После того, что она… натворила?

Кельсер на несколько мгновений застыл. Потом посмотрел на Вин:

– Опять подслушивала? А, не беспокойся. Похоже, об этом все знают.

Заходящее солнце вспыхнуло вдали, красные отсветы отразились от низких облаков и клубов дыма.

– Да, я храню этот цветок, – сказал Кельсер. – Я и сам толком не знаю почему. Но… разве ты перестала бы любить кого-то из-за того лишь, что он тебя предал? Вряд ли. Поэтому предательство и причиняет такую боль… вот откуда гнев и разочарование… Но я все еще люблю ее. Люблю.

– Но почему? – спросила Вин. – И как ты вообще после этого можешь доверять людям? Ты разве ничему не научился?

Кельсер пожал плечами.

– Мне кажется, если бы мне пришлось выбирать между любовью к Мэйр – вместе с ее предательством – и тем, чтобы никогда не встречаться с ней, я выбрал бы любовь. Я рискнул, и я проиграл, но риск того стоил. То же самое с моими друзьями. Подозрительность полезна в нашем деле, но только до определенных пределов. Я предпочитаю доверять людям, вместо того чтобы бояться удара в спину.

– Но это же просто глупо, – сказала Вин.

– Быть счастливым – глупо? – осведомился Кельсер, поворачиваясь к ней лицом. – Где тебе лучше, Вин? Ты была счастлива в шайке Камона или счастлива сейчас?

Вин промолчала.

– Я ведь не уверен, что Мэйр предала меня, – продолжал Кельсер, глядя на закат. – Она клялась потом, что не делала этого.

– И ее отправили в Ямы? – спросила Вин. – Это странно… если она была на стороне Вседержителя…

Кельсер покачал головой:

– Ее привезли в Ямы через несколько недель после меня. Нас держали врозь с тех пор, как схватили. Я не знаю, что могло произойти за это время и почему ее в конце концов отправили в Ямы. И то, что она очутилась там, позволяет мне думать, что, вероятно, она и не предавала меня, но… – Он опять повернулся к Вин. – Если бы ты слышала его, когда он нас схватил, Вин… Вседержителя… Он благодарил ее. Благодарил за то, что она предала меня. Его слова звучали так чудовищно искренне… и он все знал о нашем плане… В общем, мне было трудно после этого поверить Мэйр. Но ничто не убило мою любовь к ней. Я сам чуть не умер, когда она погибла год спустя от побоев надсмотрщика там, в Ямах. В ту ночь, когда ее труп унесли, я изменился.