Брендон Сандерсон - Пепел и сталь

– Сошел с ума?

– Нет, пробудился. «Пробуждение» – это алломантический термин. Наша сила поначалу бывает скрыта, она прорывается наружу только после какого-то тяжелого события. После чего-то, что сильно влияет на тебя. Мудрые люди утверждают, что человек не способен управлять металлами до тех пор, пока не увидит смерть и не отвергнет ее.

– А… что тогда случилось со мной? – спросила Вин.

– Кто знает… Можно только гадать. Ты ведь росла в трудных условиях, неизвестно, когда именно ты пробудилась.

Он кивнул, будто мысленно разговаривая с самим собой, потом продолжил:

– А для меня пробуждением стала та ночь. Я был один в Ямах, мои руки кровоточили после дневной работы. Мэйр была мертва, и меня мучил страх, что я виноват в ее смерти… я не поверил ей, и это отняло у нее волю к жизни. Она умерла, зная, что я сомневаюсь в ее преданности. Может, если бы я по-настоящему любил ее, то не усомнился бы. Не знаю.

– Но ты выжил, – тихо сказала Вин.

– Да, – кивнул Кельсер. – И я решил, что ее мечты должны осуществиться. Я снова сделаю мир цветущим, с зелеными растениями, чтобы с неба не сыпался пепел… – Кельсер помолчал и вздохнул. – Да, я знаю. Я сумасшедший.

– На самом деле, – осторожно возразила Вин, – я начала видеть смысл в твоих поступках. Наконец-то.

Кельсер улыбнулся. Солнце опустилось за горизонт, и, хотя небо на западе было еще светлым, начал наползать туман. Он ниоткуда не появлялся, он как будто вырастал прямо из воздуха, раскидывал длинные извивающиеся щупальца… они удлинялись, кружились, сплетались…

– Мэйр хотела детей, – неожиданно сказал Кельсер. – Давно, когда мы только поженились, полтора десятилетия назад. А я возражал. Я намеревался тогда стать величайшим из воров-скаа, когда-либо живших на свете, и не собирался уделять внимание чему-то еще. Но наверное, хорошо, что у нас не было детей. Вседержитель мог найти и убить их. А мог и не найти, конечно… ведь сумели же выжить Докс и остальные. А теперь мне иной раз хочется, чтобы со мной рядом была частица Мэйр. Ребенок. Дочь, с такими же темными волосами, как у Мэйр, и такая же упрямая.

Он помолчал, глядя на Вин.

– В общем, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось по моей вине, девочка. Не хочу повторения.

Вин бросила на него косой взгляд:

– Взаперти я сидеть не буду.

– Не сомневаюсь. И если мы попытаемся подольше продержать тебя в особняке, ты, вполне возможно, однажды ночью объявишься в лавке Колченога и натворишь глупостей. В этом мы с тобой очень похожи. В общем… будь осторожна.

Вин кивнула:

– Буду.

Они постояли еще несколько минут, наблюдая за сгущающимся туманом. Наконец Кельсер потянулся, хрустнув суставами.

– Ладно, как бы то ни было, я рад, что ты с нами, Вин.

Она повела плечами:

– По правде говоря, мне бы хотелось собственными глазами увидеть хоть один цветок.

В конце концов она решила надеть красное платье. Конечно, это был дерзкий выбор, но по ощущениям – правильный. Она ведь все равно скрывала свое истинное «я» под маской благородной леди, и чем более броской окажется эта маска, тем легче будет спрятаться за ней.

Лакей распахнул дверцу кареты. Вин глубоко вздохнула, чувствуя, как стискивает грудь специальный корсет, удерживающий повязку на ране, и, опершись о руку слуги, вышла из экипажа. Расправив юбки, она кивнула Сэйзеду и направилась вверх по ступеням крепости Элариэль. Она была поменьше крепости Венчер, однако в ней имелся специальный бальный зал, тогда как Дом Венчер устраивал приемы в огромном холле.

Вин оглядела других леди, и ее спокойствие тут же улетучилось. Да, платье на ней выглядело прекрасно, но многие леди щеголяли не только нарядами. Их длинные пышные волосы и самоуверенный вид были куда важнее даже устрашающего количества драгоценностей. К тому же леди не стеснялись, что лифы их платьев весьма туго обтягивали грудь, и они так легко двигались в пышных, со множеством оборок, юбках… Вин время от времени видела ноги некоторых дам, выглядывавшие из-под подола; леди носили не простенькую плоскую обувь, как у нее, а изящные туфли на высоких каблуках.

– А почему у меня нет таких туфель? – тихо спросила она Сэйзеда, когда они поднимались по устланной ковром лестнице.

– На каблуках нужно еще научиться ходить, госпожа, – ответил Сэйзед. – А поскольку вы только начинаете танцевать, будет лучше, если вы на первое время останетесь в привычной обуви.

Вин нахмурилась, но объяснение приняла. Однако упоминание Сэйзеда о танцах усилило ее тревогу. Она вспомнила, как легко двигались танцоры на последнем балу. Она наверняка не сумеет подражать им – она ведь едва освоила несколько па.

«Это не имеет значения, – подумала она. – Они увидят не меня, а леди Валетт. А ее считают провинциалкой, не умеющей держаться в свете, и к тому же вспомнят, что она перенесла тяжелую болезнь. Ей простительно плохо танцевать».

С такими мыслями Вин добралась до верха лестницы, где наконец почувствовала себя в относительной безопасности.

– Должен заметить, госпожа, – сказал Сэйзед, – на этот раз у вас не такой испуганный вид… вы кажетесь приятно взволнованной. Думаю, леди Валетт так и должна вести себя.

– Спасибо, – с улыбкой ответила Вин.

Сэйзед был прав: она действительно волновалась. И радовалась. Радовалась тому, что снова принялась за дело, волновалась, что опять очутилась в высшем свете с его великолепным изяществом.

Они вошли в квадратный бальный зал. Он располагался в одном из невысоких флигелей, отходивших от главного строения. Слуга принял у Вин шаль. Она ненадолго остановилась, ожидая, пока Сэйзед найдет ее столик и закажет ужин.

Бальный зал Дома Элариэль сильно отличался от величественного холла крепости Венчер. Полутемное помещение вовсе не выглядело высоким, и хотя здесь тоже было множество витражных окон, все они были потолочными. Центральное круглое окно ярко подсвечивалось снаружи специальными фонарями. На каждом столике стояли свечи, и, несмотря на то что в зал с улицы просачивался свет, здесь было сумрачно. Это создавало ощущение уединения, хотя вокруг толпилось множество людей.

Да, зал строился специально для приема гостей. В центре была танцевальная площадка, она находилась немного ниже уровня пола и освещалась ярче, чем остальное пространство. Вокруг площадки на двух уровнях располагались столики: первый уровень был на высоте нескольких футов, второй – дальше и почти в два раза выше.