Гарет Пауэлл - Арсенал ножей

— Скажу Ноду, чтобы сразу этим занялся.

— Спасибо.

Я ощутила нарастающее нетерпение: вырваться отсюда и схватиться с врагом. Тут уж ничего не поделаешь. В душе я всегда останусь военным кораблем, с этим надо просто смириться. Но как бы мне ни чесалось скорей встретиться с Судак и «88 573», я ни за что не ввяжусь в бой с наполовину истощенным боезапасом. Для встречи с кораблями-кинжалами я должна быть во всеоружии. Я уже имела с ними дело, видела, на что они способны, и не переоценивала свои шансы. Чтобы дожить до момента, когда скорость позволит прыгнуть в высшие измерения, мне понадобится весь оборонительный арсенал.

Делай заряды, говорят они. Перезаряди батареи правого борта.

И я собираю снаружи камни и пыль.

Тяжелая работа.

Тяжелая работа без отдыха.

Тяни камни с наружной обшивки.

Бросай их в зарядник принтера.

Принтер разбивает камни.

Из сырья печатает пушечные снаряды.

Много шума и пыли. Приходится надеть маску.

Снаряды тяжелые.

Доставать их из принтера и складывать в снарядные ящики, готовить орудия к зарядке.

Потомки помогают.

Престон с капитаном спустились к нам и помогают.

Новые люди помогают.

Даже маленькая девочка помогает.

Все охапками носят снаряды.

Все работают, никто не жалуется.

Нет отдыха.

Все понимают: чтобы выжить, Злая Собака должна иметь все, что ей нужно для боя.

Все, что ей нужно, чтобы отвести вражеские ракеты от детей.

И мы работаем без отдыха.

Будто готовим Мировое Древо к налетающей буре.

Всегда работа.

Нет отдыха.

Нет жалоб.

Чтобы выжить, работаем командой. Экипажем. Семьей.

Люди, корабль и драффы — все вместе.

Все нужны.

Все работают.

Я устроилась в уютной темноте рубки, с ногами забралась в командирское кресло и сложила руки на коленях. До сих пор меня держали слова Нода. И еще на камбузе я украдкой зарядила в себя полный стаканчик джина. Знаю, что он действует как депрессант, но мне необходимо было обжечь горло спиртным, чтобы притупить печаль. Чтобы продержаться, пока не вылезем из этой каши, не дать воли слезам. Все индикаторы на панели светились зеленым и желтым. На периферийных экранах прокручивались статусы орудийных систем. Неторопливо вращалась трехмерная звездная карта. Каждую минуту вне этого корабля я прожила в ужасе, а сейчас чувствовала, что нахожусь там, где мне самое место: в сердце убийственной, смертоносной машины. Мы теперь составляли единое целое. Пусть войну мы начинали на разных сторонах, это было так давно, так далеко. Теперь обе стороны смело одной волной, и мы с «Собакой» думали только друг о друге.

Свет главного экрана падал мне на лицо, перед глазами висело изображение пробитой нами дыры.

Я прокашлялась и спросила:

— Ты готова?

Аватара «Злой Собаки» наложилась на картину, как репортер, ведущий передачу с места катастрофы.

— Полагаю, готова, — сказала она.

Вид у нее был не вполне уверенный, но я сомневалась, мне ли он предназначен. Иногда мне приходилось себе напоминать, что аватара — конструкт и вся выразительность ее лица и осанки — результат расчетов, а не проявление бессознательного. Неуверенным видом она, даже если не колебалась внутренне, возможно, давала понять, что не полностью просчитала шансы на успех. Граница здесь была тонкая, но о ней стоило помнить. О ней, как и о любом человеке, по наружности можно было судить лишь отчасти.

— Что ж, давай попробуем.

Едва эти слова слетели у меня с языка, корабль вздрогнул, как пробуждающееся от спячки животное. По всей длине корпуса заработали маневровые двигатели. И она медленно подалась назад, выводя нос из пропаханной на входе траншеи в сплошном камне пола. Затем, упершись кормой в груду перегородивших туннель обломков, она послала импульс вбок. Плавные обводы ее носа чуть качнулись в сторону. По верхней обшивке застучали камни. Но мало-помалу она разворачивалась. Кончик носа прошел в неровную дыру и процарапал дальнюю стену нового туннеля. Я, испугавшись, что мы застрянем теперь боком, вцепилась в подлокотники кресла. Однако нос корабля в брызгах каменной крошки высвободился и стал разворачиваться, пока не освободилась корма. Теперь «Собака» целиком располагалась в новом туннеле, обратившись в другую сторону — к ангарному отсеку, через который вошла внутрь.

Я, сидя в рубке и ощущая отдаленную вибрацию ее двигателей, ощутила прилив необыкновенной гордости. Да, «Злую Собаку» потрепали, но она не вышла из игры. И что бы ни грозило нам в ближайшие минуты и часы, мы дадим бой мучителям, а не станем ждать смерти в этом стерильном гробу.

Двигатели, взвизгнув, умолкли, и я открыла канал связи с жилым отсеком, где должен был находиться Нод с детишками. Да и Люси ушла из рубки вниз, к друзьям.

— Вышли на позицию, — сообщила я.

Джонни Шульц ответил подтверждением. Престон с Эддисон сидели слева от него, Люси справа. Я заметила: он обнял ее за плечи, как старший брат обнял бы обычную человеческую сестренку.

— Отлично, крошка, — протянул он с заученными интонациями первого парня в портовых доках. — Пора тебе поработать.

Люси послала ему странный взгляд, в котором смешались юность и древность.

— И то верно, дорогуша. — Она зажмурилась и сложила ладошки, словно ребенок, загадывающий желание на день рождения.

Я посмотрела на главный экран. Стены туннеля задрожали. Из трещин потолка сыпалась пыль, ее струйки заливали «Злую Собаку». Судя по звуку, на обшивку грохнулся обломок с кулак величиной.

— Действует, — сказал Шульц.

Люси открыла глаза и усмехнулась со злой радостью:

— Еще бы не действовало!

«Детонация на поверхности, — сообщила аватара. — Внутренние повреждения минимальны».

Мы с Бошняком стояли в круглой рубке — сердце белого корабля. «Неуемный зуд» заполнял экран, как черная стена. Самые свежие воронки еще светились воспаленными язвочками. Не знаю почему, глядя на них, я вспомнила обрывок одного из первых своих стихов, написанных по горячим следам войны. И стихи-то были не из лучших, так, куплетик, в котором прошлые ошибки уподоблялись следам иглы татуировщика на теле души. Но в сочетании с угольками этих воронок строчки меня растревожили, и некуда было деться от этой тревоги. Я попыталась сбросить ее, шевельнув плечами, но она только усилила хватку. Каждый выпущенный снаряд мнился мне святотатством. Я обстреливала святыню чужой расы и поймала себя на том, что безмолвно проклинаю Салли Констанц, вынудившую меня пойти на такие крайние меры.

А потом разом включились все сигналы тревоги.

«Регистрируем массивное наращивание энергии», — передал корабль прямо мне в мозг.