Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Кровь Лары

– Вы его брат, Гарет. – Она не спрашивала, она констатировала факт. – Я не ожидала… что вы такие одинаковые. Я никогда не видела одинаковых людей.

– Ну, не такие уж мы и одинаковые. – Усмехнулся Гарет, и Мария в свою очередь просто утонула в его глазах, синих до умопомрачения, и в то же время тёплых, хоть такого и не могло быть.

– Да. – Она принялась скручивать в трубочку фартук. – Не совсем.

– А что это за запах? – Принюхался Гарет, подходя к ней, и девушка ахнула, легонько шлёпнув раскрытой ладонью себе по лбу:

– Варенье!!! – И бросилась в дом. Гарет, посмеиваясь, вошёл за ней.

– Я варю клубничное варенье! – Гордо сообщила ему Мария, помешивая смачно, неторопливо булькающее варево, источающее упоительный аромат. – Меня Тильда учит готовить, я уже много, что умею. Они меня всё время хвалят, – она сдула со лба топазовую прядь, утёрла лоб тыльной стороной ладони такой прекрасной руки, что у Гарета вновь едва не остановились сердце и дыхание, – но я-то знаю, что это от доброты. Только они такие хорошие и добрые, – девушка улыбнулась ему, и сердце Гарета всё-таки остановилось на несколько бесконечных мгновений, – что я делаю вид, будто верю. Хотите, я вас угощу?

– Хочу. – Гарет уселся за стол напротив, не сводя с неё глаз. – И хорошо бы сливочек холодных и свежего хлеба. Есть такое?

– Конечно! – Мария даже покраснела немного от невинного тщеславия. – У нас есть всё! Возьмите, помешайте! – Без тени смущения девушка сунула в руки герцогу ложку на длинном черенке. – Только мешайте, как следует!!! Варенье нужно всё время мешать, чтобы не подгорело! – И, оставив Гарета мешать варенье с глупейшим чувством в груди, принялась порхать по кухне, собирая угощение. Именно порхать: беременность не повредила изяществу её фигуры и не сделала её неуклюжей. Мария двигалась, словно танцевала, быстро, но не суетливо, ловко, движения были точные, стремительные, но плавные. На неё хотелось смотреть вечно, и Гарет вдруг поймал себя на мысли, что завидует тому человеку, который возьмёт её замуж и каждое утро будет смотреть, как она готовит ему завтрак, наслаждаясь грацией её движений. И тут же ему захотелось, как Мария, шлёпнуть себя ладонью по лбу: с ума сошел? Ты о чем думаешь?! И что ты вообще делаешь, ты герцог, или кто?! Ты мешаешь варенье по приказу девушки, которую сам недавно называл… – И тут же осекся, поняв, что уже никогда так назвать её не сможет, и убьет любого, кто попытается назвать ее так впредь. Гарет понял брата. И стало так… так… он даже не мог определить для себя, что именно чувствует. Гэйб женится на прелестной феечке, и ангел с янтарными глазами родит ему дитя. И это нормально? Это справедливо?!

– Сливки! – Мария поставила на стол вазочку с холодными сливками, в которых, как положено, стоймя стояла ложка. – Хлеб из замка, свежий. Я пока хлеб печь не умею, Тильда обещала научить. Пока что я учусь печь пироги, хлеб потом. Нам из замка столько всяких вкусностей привозят! Я люблю булочки с корицей и изюмом. – Она то и дело сдувала с лица непослушную вьющуюся прядь, ловко порхая руками над столом: резала и раскладывала на блюде хлеб, выставляла блюдца, выкладывала на них клубнику и какие-то сладости. Поставила на стол бутыль сидра в фирменной глиняной бутылке с сургучной печатью Твидлов. – А сладости – от Твидлов. Мы вчера с Тильдой ходили к ним в гости, – Мария выпрямилась, вновь утерев лоб, – у них так хорошо! И такие дети прекрасные, я просто уйти от них не могла! – Она чуть покраснела. – Простите, я болтаю… Ой! – Она выхватила у него ложку. – Садитесь, угощайтесь… Что это я! Вы так похожи на Гэбриэла, даже голос, я…

– Всё нормально. – Гарет сел за стол. – На самом деле я ничуть не злее своего брата, клянусь.

– Я знаю. – Она глянула так доверчиво! – Он вас очень любит.

«Сука! – Почему-то разозлился Гарет на брата. – Сука, сука ты, Гэйб, и больше никто!!!».

– А Гэбриэл скоро вернётся? – Спросила Мария, с надеждой посмотрев на него. Гарет задержал взгляд в её глазах, чувствуя и неловкость, и радость какую-то беспричинную, и досаду, и удивление одновременно. Он не понимал этого взгляда! Мария не боялась и не стыдилась его, не кокетничала и не флиртовала. Она просто задала вопрос и смотрела на него ясно и бестрепетно. Девушка в самом деле не чувствовала себя опозоренной или униженной, и в самом деле не пыталась ни понравится ему, ни очаровать его. В ней и тени кокетства не было! И Гарет растерялся. До сих пор он играл с девушками и женщинами в понятную ему и простую игру. Он обманывал, чтобы получить удовольствие, его обманывали, чтобы получить его в личное пользование. Хотя бы ненадолго. И он знал, что его обманывают, и играл в поддавки, уверенный, что ведёт в этой игре, получая удовольствие от процесса. Он всегда знал, и что говорить, и как, и как улыбаться, и когда… Здесь же Гарет оказался в ситуации, в которой совершенно не знал, как быть. И это и напрягло его, но и показалось захватывающе-интересным.

Мария сняла с огня таз, накрыла его белой тканью, села напротив.

– Скоро. – Ответил Гарет. – Ты скучаешь по нему?

– Конечно! – Воскликнула Мария с таким изумлением, словно он усомнился в очевидных истинах, таких, как небо сверху, а вода мокрая. – Я ведь так его люблю! – И у Гарета вновь перехватило дыхание.

– Он скоро женится. – Ревниво заметил герцог, и сам себя за эти слова возненавидел, не успев их договорить. Это было бы уместно с другими женщинами, игравшими по правилам, но не с ней. Что Мария и продемонстрировала, не обратив внимания на его укол. Не заметив его.

– Я знаю! – Ответила безмятежно. – Я же люблю его не так, как она. И он меня любит не так, как её. Я не претендую на то, что принадлежит ей, вовсе нет!

– Проблема в том, – проглотив ком в горле, заметил Гарет, – что Алискин считает, будто ей принадлежит ВСЁ.

– Но это невозможно. У него есть вы, есть его маленькая дочка, и есть отец, которого он тоже любит. И мой маленький. – Последние три слова она произнесла с такой застенчивой гордостью, с такой трогательной нежностью, глаза ее так при этом просияли, что Гарет чуть не поперхнулся, засмотревшись, и сосредоточился на сливках, не замечая их вкуса. Какое-то время, – решил герцог, – нам нужен отдых. Мне, моему сердцу и глазам. Это кощунство: быть такой прекрасной!

– Я так счастлива. – Продолжала Мария, тоже отковыривая ложкой маленькие порции сливок и отправляя в рот. – Все так ко мне добры! Мне кажется, что весь тот ужас остался где-то… в страшном сне.

– Да. – Быстро сказал Гарет. – Я понимаю.

Взглянув на нее во время возникшей паузы, герцог вдруг заметил не только совершенную форму ее рук и изящество тонких запястий, но и следы ожогов на золотистой коже, на шрамы, на то, что некоторые из ногтей на тонких пальцах слегка деформированы. Горло перехватило от гнева и внутреннего протеста. Нет! Это не может быть правдой! Бить эту девушку, уродовать её… Это какой же злобной, больной, извращенной тварью нужно быть, чтобы ненавидеть красоту?! Какой… нечистью?!