Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда: Кровь Лары

– Близка победа! – надрывался Корнелий. – Близок час сладостный! Корчится враг рода человеческого, скулит в страхе и отчаянии, но страшны последние корчи его, ибо он силен, очень силен! И сила его не в стали острой и не в мышце ратной! Сила его – ложь, искус и прельщение ума!!! Гоните его из сердец, братья и чада мои!!! Укрепляйтесь духом и, в любви к Господу, разите, не колеблясь, разите всех!!! Ибо прикинется Лукавый младенцем, немощной старушкой прикинется, девицей с белыми грудями и лоном манящим, и погубит вас на веки вечные, едва только дрогнет рука ваша!!! Разите, истинно говорю вам, разите всех, а Господь на небе отделит белых от черных, благое от скверны, и невинные станут ангелами и первые будут радостно молиться о вас!!!

Проповедь, конечно, помогла. Но ничуть не меньше помог увеличившийся втрое обоз. Кстати: одного из поваров в обозе звали Вильям Голова.

Проснулся Гарет с таким приятным предвкушением чего-то волнующего и долгожданного, какого давно уже не помнил. И тут же вспомнил, как не мог уснуть, предвкушая, как и куда поведет Марию, и как она будет удивлена и счастлива. Посмеиваясь сам над собой, он, тем не менее, тщательно, словно на пир, помылся и нарядился, стараясь избегать вычурности, но в то же время предстать перед девушкой во всем блеске. Это Гэбриэл упрямо одевался в черное и пятьсот оттенков серого, безуспешно маскируясь под мышь – как подначивал его брат. Гарет любил одеваться броско и дорого. Но еще прежде, чем пойти в баню, он велел Альберту распорядиться, чтобы садовник выкопал и посадил в большой горшок куст цветущей розы, самого роскошного и редкого оттенка, который французы называли «пале оранж», и отправить в Тополиную рощу. За ночь герцога еще раз осенило, и он приказал тому же Альберту, чтобы уже сегодня у калитки началось строительство караулки, где постоянно будет находиться вооруженная стража. А то мало ли что! Как и Гэбриэл, он всерьез думал о самой высокой башне и сторожевом драконе. Но это было, к сожалению, невозможно… Приходилось обходиться тем, что есть.

Взяв в качестве свиты только Матиаса и двух кнехтов, он велел им ждать на дороге, а сам поехал по тропинке, которая казалась ему теперь невероятно симпатичной. И черемуха во дворе была такая уютная. А вот Ганс… Полукровка вышел принять у него коня в одних штанах, голый по пояс, и так был сложен, падла, так загорел, и так красиво выделялись на руках мускулы, что Гарет почувствовал глухую неприязнь.

– А прикрыться-то не судьба? – Спросил отрывисто. – Тут, вообще-то, девушка живет. Красуешься? – И получил в ответ спокойный и чуть насмешливый взгляд. Вовремя вспомнил, как брат говорил, что Ганс – немой. Прикусил губу. Еще и страдалец! А женщины, между прочим, страдальцев любят. За ним самим, раненым, в Англии, ухаживала одна графиня… И дамы ее свиты… «И какого черта ты сравниваешь Марию с той графиней! – Рассердился он на себя. – Они и рядом не стояли!». «А жаль…» – вздохнуло что-то внутри. Ганс уже седлал Красавицу, которая тихонько заржала, приветствуя знакомого жеребца, который скосил на кобылу огненный глаз и зафыркал, картинно выгибая шею. Гарет спиной ощутил, что Мария уже здесь, но, как мальчишка, делал вид, будто занят флиртующим конем, пока не услышал ее голос. Обернулся…

Нет, его сердце точно, этого не вынесет. Мария надела подаренное Гэбриэлом эльфийское платье из серо-голубого шелка с белой отделкой, и простую соломенную шляпку от солнца, из-под широких полей которой ее глаза сияли, словно звезды, мягким, влажным сиянием, какое излучают звезды с весеннего вечернего неба. Придерживая рукой подол, как учили ее Гэбриэл и Тильда, Мария улыбнулась ему застенчиво, и Гарет загляделся на ее сочные, красные, полные губы, на краешки белых зубов, и вновь забыл дышать. Домашнее голубое платье очень ей шло, но это!.. Лиф платья так подчеркнул совершенство плеч и груди, что на нее больно было смотреть. Тем более, что грудь ее из-за беременности стала такой соблазнительной, такой… Гарет, как и брат, особенно обожавший эту часть женского тела, просто онемел. Мысленно шарахнувшись от своих мыслей и непрошенных фантазий, он протянул ей руку:

– Здравствуй, Тополёк. Готова?

– Тополек? – Удивилась Мария.

– Твое эльфийское имя – Гуэнда, Серебристый Тополь. Хотя ты, скорее, Золотистый Тополь. Тебе не нравится?

– Нравится. – Призналась Мария, чуть розовея. – Это так красиво звучит. Особенно как вы это говорите… – Закончила чуть слышно, краснея сильнее. Гарет мельком поймал на себе тяжелый взгляд Ганса. Не доверяет? Или ревнует?.. К черту! И все-таки Гарет не мог не следить ревнивым взглядом: не смотрит ли Мария на Ганса, не любуется ли его торсом… гада бесстыжего?! – но ничего не заметил. Знал бы он, сколько обнаженного тела в свое время окружало девушку! Мария просто не обращала на это внимания. Все полукровки в Приюте и в страже были красивы, Ганс на их фоне был обычным для нее.

Подсадив девушку в седло и с наслаждением вдохнув ее запах, Гарет вскочил в седло сам и поехал по тропе, шагом – по просьбе Марии, которая еще не умела как следует ездить верхом. По дороге она рассказывала ему, что сшила фартук, первую свою самостоятельную обновку, и о, чудо – Гарет, который с трудом дослушивал своих любовниц, что бы они ему ни рассказывали, здесь слушал с искренним интересом, и так же искренне похвалил Марию. Не без озорства, правда, слегка подначив ее, но Мария, как оказалось, тонко чувствовала юмор и только весело рассмеялась, тут же и покраснев от смущения, и так мило смешавшись! Гарет и сам того не замечал, но, общаясь с Марией, он неожиданно для самого себя стал на какое-то время не герцогом, не Хлорингом, не рыцарем и даже не старшим братом, а просто Гаретом, просто – самим собой. Кони их неспешно ступали по брусчатке, голова к голове, а они разговаривали. Никто не поверил бы, наверное, что Гарет Хлоринг может с кем-то, кроме брата, так свободно, искренне и запросто болтать, слушать такие мелочи, со стороны, наверное, наивные и ничего не значащие – но он понимал, как много это значит для девушки, прожившей жизнь, подобную той, что досталась Марии.

– Тебе розы понравились? – Спрашивал он.

– Ой, да! – Оживилась она, посылая ему сияющий взгляд. – Это розы, да?.. Такие чудесные! Я все цветы люблю, я люблю все красивое… Но розы чудесные. Я все утро ими любовалась. Сидела на ступеньке, и смотрела. – Она так очаровательно краснела! – Как дурочка, да?..

– А то. – Засмеялся Гарет, и она прыснула следом за ним. – Но в этом ты не одинока. Гэйб тоже любит смотреть на розы. Как он это говорит: «Красивые, да». – Он так точно изобразил Гэбриэла, его неподражаемую интонацию, что Мария захлопала в ладоши: