Борис Конофальский - Аэропорт

По уставу в бой замыкающим идёт командир группы. Но то устав, а то реальный бой:

— Я встану первым, — говорит Коровин, он всегда был таким, сколько Саблин его помнил, — прохожу тридцать метров, если огонь не плотный, за мной встаёт, — он указывает пальцем, на Ерёменко, — ты. Десять метров правее меня пойдёшь. Дальше, — он опять указывает пальцем, на этот раз на Акима, — ты, идёшь сзади него. Володька, — говорит Коровин Карачевскому, — «сундук»— твоя забота, ты встаёшь, как только Аким пройдёт тридцать метров.

«Сундуком» штурмовики называют общий ранец. Главное оружие штурмовых групп, это гранаты и взрывчатка. У каждого бойца по «разгрузкам» распихано столько гранат, сколько только смогло влезть, но как доходит до дела, их всегда мало. Поэтому, часть гранат и подствольных, и ручных, и тяжёлых, еще и мин, и взрывчатку, они складывают в свой «сундук». Весит он килограммов десять и несёт его всегда замыкающий.

— Вопросы есть? — Спрашивает Коровин.

Никто ему не отвечает, ни у кого вопросов нет.

— Тогда пошли.

Цепью идут штурмовики по оврагу, все остальные их провожают взглядами, как правило, им никто ничего не говорит, и не желает им удачи. Только на этот раз кто-то хватает Акима за руку. Сжимает в рукопожатии, которого тот не ожидал.

Саблин с трудом различает слегка подсвеченное панорамой лицо, это снайпер Чагылысов:

— Акимка, друг, я за тобой буду следить.

— Спасибо, Петя, — растерянно говорит Саблин и уходит за своими.

Вскоре они, забравшись на стену обрыва, замирают, закрывают забрала, высовывают головы. Смотрят в ту сторону, где находится их цель, одиночные окопы противника. Противника с этой позиции не видно, китайцы умеют маскировать свои огневые точки. Далеко на западе, в тысяче метров от них, трещит россыпями винтовочная стрельба. Но пулемётов не слышно, китайцы держат паузу.

— Ну, казаки, — говорит Коровин, — наше время. Пошли потихоньку.

Под его ботинками осыпался песок, и Ерёменко подсаживает его плечом, помогая вылезти командиру. Тот вылазит, и чуть согнувшись, закинув дробовик за спину и выставив вперёд щит, уходит вперед. Хорошо, что ещё темно, иначе все, кто был рядом, могли заметить, как дрожат у Саблина пальцы. Аким хватает дробовик покрепче, чтобы прижать к стали эти свои пальцы. Надоели своею дрожью. Уходит и Ерёменко. А он ждёт, считает метры или секунды, сам толком не понимает. Быстрее бы уже, быстрее бы. Ерёменко отошёл ещё не так далеко, а он уже стал вылезать из оврага, вылез, встал на колено и замер.

Вовка Карачевский толкнул его в руку. Протягивает кулак, он так всегда делает. Саблин как положено своим кулаком касается его кулака.

Всё. Время. Вот и начинается работа бойца штурмовой группы. Он встаёт с колена и отправляется вслед за своим командиром.

В один из самых тяжёлых боёв в своей жизни.

Ещё не рассвело, рассвет уже рядом, там за спиной небо уже краснеет. Как станет светло, бой, скорее всего, утихнет. А может, и нет. Одна за другой в линии вражеских окопов разрываются две мины. Мины «восемьдесят пятые» и их всего две, но их разрывы немного успокаивают, значит, не будет лёгкой жизни обороняющимся. И ещё они поднимают пыль, облака пыли медленно плывут в предрассветном, лёгком ветерке. Закрывая китайцам приближающихся пластунов. Очень удачно прилетели две эти мины.

Саблин идёт за Коровиным, Ерёменко чуть правее Саблина, Карачевский замыкающий. Коровин и Ерёменко кинули «крабов».

Дрон миноискатель бегает зигзагом, по пути следования оператора и эхолотом сканирует грунт, и как только находит аномалии, сообщает об этом.

— Мина, — сообщает Ерёменко.

Он кидает пакет-детонатор в ту область, где «краб» нашёл мину. Садится на колено, закрывается щитом. Две секунды и хлопок. Фонтан песка и пыли. Осколки дробью сыпанули в щит. Мелочь.

— Взводный, — говорит Ерёменко, — отметил, приём?

— Зафиксировал, — отвечает взводный. — Продолжайте движение.

Казаки снова двигаются вперёд.

И тут же снова говорит Ерёменко:

— Мина. И ещё одна. Взводный, кажись, здесь по склону с севера сплошное поле.

— Зафиксировал. — Говорит взводный, — Коровин, Женя, а у тебя?

— Мин нет, — рапортует урядник Коровин.

— Ерёменко сдвигался ближе к Коровину, там чисто. А я помечаю на карте твою зону как минное поле.

Мины Ерёменко подорвал, и снова — вперёд. Саблину стало спокойно, мандраж прошёл. Впереди, двадцать пять метров, Коровин, справа десять метров, идёт Лёша Ерёменко, замыкает Карачевский. Он глядит в спину своего старшего товарища, с которым отслужил все свои призывы, и практически не волнуется. По боевому расписанию командир должен идти последним, но старый казак, у которого усы совсем уже седые, всегда идёт в бой первым. И, наверное, поэтому, Саблин так спокоен, наверное, потому, что так было всегда.

Сейчас Аким точно повторяет его шаги, ставит ногу вслед своего командира. Там, где прошёл Коровин, мин точно нет.

Этот звук ни с чем не перепутаешь. Словно кто-то взял толстую хворостину, и со всего маха врезал по влажному грунту. Звонкий шлепок получается. Так пуля бьёт в землю. Никаких сомнений. Фонтан песка в шести шагах от него, и ещё один такой же чуть ближе. Бьют слева, с того места, которое не помечено на карте, как позиции противника. Фонтаны песка не высокие, не в человеческий рост, значит, просто стандартная винтовка.

— Огонь, от меня ровно юг, — говорит Саблин. — Одиночные. Винтовка.

— Не вижу, — тут же отвечает пулемётчик Каштенков.

И тут же Акиму прилетает первая пуля. Хорошо, что он остановился, присел за щитом. Пуля глухо бьёт в щит. Не пробивает, видно больше трёхсот метров до стрелка, тем не менее, это не приято.

— Триста метров, юг. Продолжает бить. — Говорит Аким, ложась на землю.

А вокруг него то и дело вспыхивают песчаные фонтаны. Это очень непринятый огонь, вроде противник перед тобой, ты к нему лицом и щитом, и вдруг неожиданно он оказывается ещё и на твоём фланге. Бьёт тебе в бок. Перекрёстный огонь это худшее, что может быть при атаке.

— Да не вижу я его, — чуть раздражённо говорит пулемётчик.

— Я вижу.

Аким сразу узнаёт специфический выговор Пети Чагылысова.

— Сейчас, Аким, пугну его.

Пока снайпер целится, ещё одна пуля прилетает Акиму в щит. Стукнула в край и шурша улетела вверх. Неприятно.

И тут далёкий и знакомый звук, удар хлыста. Так бьёт СВС (Снайперская Винтовка Соколовского).

— Успокоил? — Спрашивает Коровин снайпера.

— Не понятно, — разумно отвечает тот. — Может сховался, вы идите, казаки, я за тем местом пригляжу.

Штурмовики поднимаются и снова идут к позициям противника, а до них ещё триста метров, не меньше. Они даже и двухсот не прошли. Впрочем, им и не нужно доходить до окопов, им главное вызвать на себя огонь. Им главное, чтобы пулемёты обозначились. Простая задача, лёгкая. Подойти поближе, создать угрозу, и дождаться пока по тебе из-под каменной гряды, из окопов, не начнут молотить пулемёты. Пока тяжеленные двенадцатимиллиметровые пули, которые щит и броню со ста метров пробивают насквозь, не полетят в твою сторону. А потом, если получится, можно будет и отойти к своим, по открытой, ровной как стол площади, где негде укрыться. И отходить придется, когда уже будет светло. Когда у противника отпадёт необходимость в ПНВ и целиться он в тебя будет через дневные коллиматоры. Да с дальномером. С удобством.