Борис Конофальский - Аэропорт

— Я пошёл, — говорит Коровин.

И трескотня винтовочная усилилась, пыли стало сразу ещё больше. Но это хорошо, труднее противнику будет в него целиться.

Саблин встал тоже, схватил щит и накинул его себе на левую руку, сделал всё это одним привычным движением, и сразу пошел влево боком, боком, боком. Так мерзкий болотный краб ходит. По диагонали приближаясь к окопам противника. Как учили в учебке, прошёл десяток шагов и сразу в обратную сторону, так же, боком. Пять шагов и снова влево. «Так двигаясь, ты не даёшь снайперу времени зафиксировать себя в прицеле, вычислить упреждение, и уменьшаешь, таким образом, вероятность точного выстрела». — Говорил старый инструктор в учебке, и тут же добавлял. — Но это касается только молодых и не опытных снайперов».

«Хрен ты сейчас найдёшь их, неопытных», — думает Саблин, снова резко меняя направление движения.

До окопов дальномер показывает «сто двадцать три». Это с учётом поправки на пыль. Один рывок. Он видит, как из окопа появляется голова, верхушка шлема. Целится сволочь. Коровин идёт левее, много левее, точно, китаец целится в него. Аким вскидывает дробовик. Не останавливаясь, не прицеливаясь, нажимает спуск подствольного гранатомёта.

Эх, надо было ставить взрыватель не на «контакт», а на «ноль». Граната чиркнула о грунт в двух метрах от китайца и взорвалась сразу. Поставь он на ноль, взорвалась бы у врага почти перед носом.

А так только пыль подняла. И напугала его на секунду.

Мотаясь из стороны в сторону, не забывая про снайпера, Аким, на бегу, тянет из-под сумки ещё одну гранату, вставляет её в подствольные.

А китаец целится и стреляет. Первая же пуля пробивает щит. Но деформируется, и оставляет в кирасе только вмятину. Вторая бьёт левее и выше щита. И пять точно. Пуля отрывает ему бронепластину с левого «плеча» обнажая механизм. Хорошо, что не в шлем. Третья снова в щит. Снова на вылет пробивает. Сволочь, ты хоть раз промахнёшься?

Надо остановиться и прицелиться. Хоть на секунду. Иначе… Только вот останавливаться нельзя, остановишься, снайпер сделает выстрел. Тогда дырой в щите ты не отделаешься.

А этот урод китайский снова попадает. Пуля рассекает внутреннюю часть щитка, что на левой голени. Задевает ткани. Нога подогнулась. Едва устоял. Боль. И только одна мысль в голове. Упаду — конец.

Хорошо, что у китайца закончился магазин в винтовке. Спрятался — меняет. И нога хоть и болела, но сломана не была. Индикатор целостности кольчуги показывал, что всё в порядке. Аким ускоряет движение, то и дело, гладя на дальномер. Пятьдесят метров до окопа, дистанция, на которой стандартная китайская пуля пробивает тяжёлую броню штурмовика. Он ждёт, когда китаец вылезет. И тот появляется.

И как только он высунулся, над его головой взрывается граната. Но это не Саблина граната. На секунду, он оборачивается: левее него, сзади тридцать шагов Володька Карачевский, встаёт с колена, на ходу заряжая подствольник. Молодец он. Вот человек! Почти никогда не мажет.

Китаец снова прячется в окопе. А Аким, что было сил кидается вперёд. Зараза, опять это проклятущее левое «колено» проседает. Перекосит, не дай Бог, или заклинит. Вот так вот застрянешь в тридцати метрах от вражеского окопа, и погибнешь по дурости. А нужно бежать, быстрее бежать, быстрее, пока у него не восстановилась работа электроники, пока он не пришёл в себя. Саблин снимет дробовик с предохранителя, он уже не думает о снайпере, теперь нужно запрыгнуть в окоп, чтобы не быть мишенью, а там уже будет видно у кого рука твёрже и броня крепче. Он уже поднимает дробовик, если китаец появится, то сразу получит пригоршню стальных пятнадцатимиллиметровых шариков в шлем. С двадцати метров столько стали в голову — верная потеря сознания, никакая броня от такого не защитит.

И когда до окопа было уже метров двадцать, резкий, как выстрел окрик, догнал их, кричал их снайпер Чагылысов:

— Хлопцы! Пулемёт!

Эти слова вернули его в общую картину. Теперь не только он, китайский снайпер и китаец в окопе существовали в это мире. Теперь тут был ещё и пулемёт.

— Женя, — продолжает орать Чагылысов уряднику, — на одиннадцать, сто метров от тебя. Спрятан был, ложись, Женя!

— Пулемёт вижу, — бесстрастно и даже как-то холодно говорит знакомый голос, это гранатомётчик Теренчук, Аким узнаёт его. — Граната!

— Граната на столе! — Отзывается третий номер расчёта Хайруллин.

Но всё это медленно. Страшно медленно.

Тяжело и гулко откуда-то слева заработал китайский пулемёт.

— Женя… — Надрывно заорал взводный. И тут же продолжает зло и резко. — Снайпер! Ну!

А пулемёт бьёт так громко, кажется совсем рядом, метров десять. Саблин уже прыгает в окоп, рискуя сломать привода в «коленях». Лишь бы побыстрее, лишь бы не попасть под пулемёт.

— Да не видно мне его. — Орёт Чагылысов. — Камера не берёт, пылища.

— Теренчук, — продолжает орать взводный, — давай!

— Работаю, — раздражённо отвечает гранатомётчик.

А в траншее стрелять не в кого, Саблин оглядывается — нет никого, китаец ушёл. Тут же, почти на него, валится в траншею и Володька Карачевский и сразу спрашивает оглядываясь:

— Убил его?

— Нет, сбежал.

И тут приходит гул, по окопу проходит воздушная волна, поднимая пыль. А на востоке от них, над траншеей, заворачиваясь в себя, поднимается алый шар.

— Фугас, — произносит Володька Карачевский, задирая в небо шлем. — Теренчук пулемёт хлопнул.

Сразу после этого они видят Ерёменко, пригибаясь, он быстро идёт к ним. Садится рядом и открывает забрало шлема. Смотрит на Саблина, потом на Карачевского, и говорит спокойно:

— Коровин убит.

Когда Аким пришёл во взвод, Евгений Коровин уже был урядником. Опытным казаком. Непререкаемым авторитетом среди всех штурмовиков Второй сотни. Как бы плохо не шёл бой, если Коровин рядом, Саблин знал, что ничего не потеряно. Смолоду, с первых своих призывов он это чувствовал. Он был старше Акима лет на пятнадцать, не отец конечно, но как минимум старший брат.

Это был командир, который себя берёг меньше, чем своих подчинённых.

Саблин быстро шёл по окопу на восток, за ним Ерёменко, за ним Карачевский. Он ни о чем не думал, он даже ничего не слышал. Он не слышал как их то и дело взывает взводный. Не слышал, как Ерёменко отвечает ему за него. Он просто шёл туда, где лежал его командир.

В конце траншеи, там, где китайские пулемётчики устроили секрет, Саблин остановился. На дне окопа, вповалку лежало три китайца. Тут же, на бруствере, ещё дымился искорёженный взрывом пулемёт.

— Китайцы твои? — Спросил Карачевский у Ерёменко.

— Не-е, Теренчук их гранатой бахнул, я только добил.

— Где он? — Спросил Саблин.

— Да вон, — указал Ерёменко в самый конец траншеи.