Джон Миллер - Затерянное племя ситхов [сборник]

— Куарра, они убьют нас обоих. Тогда все потеряно!

Куарра замерла на мгновение, не зная, что делать. Она вернулась к Эделлу — он снова упал. Приподняв его, Куарра взглянула на двери, а потом уставилась на гобелен. Адари Вааль строго смотрела на нее, а голоса становились все ближе. Она взмолилась: «Рок Кеша, сохрани свою дочь!»

И почувствовала колебание в Силе — слабое, как легкий вздох, пришедшее от гобелена.

Глаза Куарры расширились. Да! Она не успела испугаться, что совершает кощунство, не было времени. Коснувшись гобелена, Куарра потянула ткань в сторону — и увидела темный провал спрятанной позади него комнаты. Закинув руку Эделла на плечо, она решительно шагнула в пустоту.

И снова Куарра ухаживала за раненым, а рядом шныряли ситхи — второй раз за две недели. Только места слишком сильно разнились. Она находилась не на сигнальной станции Йогана или на палубе корабля; она была в святая святых всего Аланциара — в библиотеке Адари Вааль.

Ситхи шумели где-то снаружи, за гобеленом. Можно было различить не меньше трех голосов. Она не могла выйти, но все еще оставался шанс предупредить своих. Куарра часа два пыталась связаться через Силу с другими мыслевестниками, пренебрегая опасностью того, что ситхи могут почувствовать ее присутствие. Сила осталась единственной возможностью связи, которую ситхи не могли контролировать… или она так думала. Погружаясь в Силу, она задыхалась от гневных эманаций ситхов и страха собственного народа, достигшего за последние дни критического уровня. Но никто так и не услышал ее. Куарра очень устала, была напугана.

И злилась. Злилась, долгими часами глядя на крепко спящего после тяжелых испытаний Эделла. Он врал ей все это время. Куарра имела представление о ломаной линии южного побережья. Там почти не было селений и крепостей — его и так надежно обороняли покрытые снегом горы. Ничто не мешало «Невезению» уплыть. Но с приходом осени на юг моряки аланциари покидали Южный пролив из-за прихода быстрых полярных течений, несущих холод и лед. Сможет ли неопытный экипаж выйти в Восточный океан? Предупредит ли их Йоган или будет молчать, решив утопить ситхов и погибнуть самому? А если он предупредит их, станут ли они слушать?

Куарра вздрогнула, сообразив, что не может предсказать поведение Йогана. Она вообразила, что хорошо знает его, но на самом деле все, что у нее было, — это кипа писем и короткая беседа. И она ведь практически перевернула всю свою жизнь из-за него.

А что Эделл? Он и его люди перевернули весь ее мир. Но она все равно его спасла, несмотря на его ложь. Почему? Куарра вспомнила о том, что произошло в «окне в мир». Эделл казался не таким, как Бентадо. Они оба убийцы, только Эделл — строитель, а не воин. Впрочем, разве ситхов интересует что-то, кроме них самих? Разве не завоевания — смысл существования ситха?

Она не верила Эделлу. Но и бросить его не могла. Что с ней происходит?

Куарра спала урывками, часто просыпалась, когда из-за гобелена доносились голоса, но они не приближались. Утром в комнату из наклонной вентиляционной шахты в потолке проник свет. Шахта сужалась кверху, шанса выбраться через нее на поверхность не было. Но свет дал Куарре возможность хоть чем-то заняться, пока высший повелитель спал. Она потянулась за книгой.

Экземпляры «Хроник Кешты» были в каждом доме. Едва научившись читать, дети первым делом знакомились с записями бесед о прежней жизни рудоискательницы, о том, как она боролась за свободу. Основой для постановки спектаклей, только в более свободной трактовке, служила эта же книга. Но у Адари Вааль были и другие работы. Некоторые из них представляли собой биографические заметки о ситхах; в других подробно описывался ее родной континент. Значительная часть трудов была посвящена сходству и различию минералов двух континентов; однако даже самые преданные Вааль ученые не слишком жаловали эти материалы. Единственное, что представляло там интерес, — это теория о том, что Аланциар и Кешта разъединились вследствие Древнего катаклизма.

Но книга, которую Куарра держала сейчас в руках, не относилась ни к одной из этих категорий. Страницы были заполнены не каллиграфическим почерком профессионального писца, а какими-то каракулями. Собственноручная запись Адари? Это казалось невозможным, но Куарра листала страницы с особой осторожностью. Писала ли его Адари Вааль собственноручно, или он являлся древней копией — записи были уникальны. Куарра никогда даже не слышала о подобном. Это были личные воспоминания Адари.

Куарра нетерпеливо скользила взглядом по строчкам; подобное волнение она испытывала, читая послания Йогана. В записях много говорилось о сыновьях Адари, и слова были наполнены раскаянием, особенно когда речь шла о Тоне, оставшемся на Кеште. Было несколько колючих фраз о матери Адари, Эвлин, и совсем немного про ее брак с Жари. Куарра перевернула страницу. Здесь рука писавшего ускорилась, буквы наклонились. Эта запись рассказывала о Яру Корсине, капитане «Знамения» и первом верховном повелителе Племени.

В первый раз Корсин коснулся разума Адари издалека, задолго до их первой встречи, и она упомянула, что случилось это не единожды. И всякий раз это лишало ее сил. Куарра понимала, о чем говорит Адари. Она чувствовала это, когда пыталась ментально связаться с кешири, лишенными способностей к Силе. Правда, подобные случаи были редки. Это не всегда срабатывало, да и большой нужды не было. Будучи мыслевестником, она связывалась только с теми, кто тоже использовал Силу. Как-то Куарра попыталась коснуться разума мужа и в ответ получила от него тошноту и боль. Стала ли Адари первой кешири, коснувшейся Силы? Куарра представляла себе ее ужас.

И этот ужас отражался на каждой следующей странице. Адари описывала ревность Сиелы, жены Яру. Мысленная злоба давила на нее всякий раз, когда Яру не было поблизости. Правда, даже его присутствие не всегда останавливало Сиелу; Адари писала, что он наслаждался, наблюдая за их противостоянием. Но это скорее было проявлением мужского самолюбия, отмечала она, а не ситхской злобы. Больше всего раздражало Адари то, что она сознательно терпела все это. И не только для того, чтобы получить информацию:

У Яру самый острый ум, какой я когда-либо встречала. Разговор с ним как один из его поединков на световых мечах; с ним я чувствовала себя по-настоящему живой. Даже сейчас, спустя десятилетия, я помню, что, едва проснувшись утром, уже начинала предвкушать новую встречу. Идя рядом с ним, когда остальные — кешири и ситхи — опускались на колени, я ощущала себя в центре мироздания.

Но я никогда не забуду и другое. Ту боль, что испытала, когда Сиела и остальные рвали мой разум в тот первый день, в горах. Яру силен, умен и привлекателен, он пользуется этим, чтобы управлять другими — чтобы управлять мной. И он — правитель ситхов, а подобное требует непомерного тщеславия и крайней жестокости. Этот человек убил собственного брата ради своего спокойствия. Если Яру все еще жив, то, вероятно, стал еще хуже. Он — зверь.