Райан Зильберт - Шторм света [litres]

В наушнике что-то щелкает.

– Мистер Смит? – Это снова режиссер; кажется, ему удалось взять себя в руки, но голос звучит резко. – Мы выйдем в эфир через тридцать секунд, но часть оборудования барахлит. Слушайте внимательно, потому что мы, возможно, запустим короткую вставку…

– Да-да.

Даггетт нетерпеливо машет рукой и мысленно начинает обратный отсчет, еще раз перебирает записи и кивает, когда включается свет. На расположенном перед ним мониторе он видит самого себя, сидящего за столом, над его плечом светится огромный логотип ПРАВДОРУБ, окрашенный в патриотический кроваво-красный цвет. Даггетт прочищает горло. В мониторе экранный Даггетт делает то же самое.

– Мои собратья американцы, спасибо, что присоединились к нам сегодня, – говорит экранный Даггетт. – Я Даггетт Смит, и… и я… Я чувствую себя красивой! О, такой красивой!

В реальном времени, в реальной жизни настоящий Даггетт говорит:

– Погодите, что?

Он таращится в монитор, а там экранный Даггетт вскакивает из-за стола и с грацией взбесившегося носорога делает пируэт, дрожащим фальцетом продолжая петь песню Сондхайма [10] Стивен Сондхайм – американский композитор, поэт и драматург, написавший песни для мюзикла «Вестсайдская история». .

– Я ЭТОГО НЕ ГОВОРИЛ! – взвизгивает Даггетт, ударяя кулаком по столу.

На миг ему кажется, что контроль восстановлен: экранный Даггетт тоже стучит кулаком по столу, его красное лицо багровеет, однако вместо, того чтобы повторить слова настоящего Даггетта, экранный Даггетт поет:

– Ла-ла-ла-ла-ла, ЛА-ЛА, ла-ла!

После чего продолжает напевать о том, каким очаровательным он себя ощущает.

– Вырежьте это! – вопит Даггетт.

У него в наушниках раздается голос режиссера:

– Мы вырезали. Десять секунд назад.

У Даггетта начинают дрожать колени.

Экранный Даггетт подпрыгивает и жизнерадостно напевает, а настоящий Даггетт рычит в бессильной ярости и бьется лбом о столешницу. Он гадает, не хватил ли его удар, потом прикидывает, не получится ли спровоцировать удар, чтобы потом объяснить этим случившееся – точнее, то, что до сих пор происходит в прямом эфире.

– Извините, мистер Смит, – говорит режиссер, входя в круг света, отделяющий стол от полутемной студии. Камера установлена позади режиссера, и он, осторожно протянув руку, сдвигает ее вбок, хоть и понимает, что от этого все равно ничего не изменится. На мониторе, как и на миллионах экранов по всему миру, Даггетт Смит по-прежнему приплясывает и поет – хотя настоящий Даггетт Смит лежит грудью на столе и стонет. В Твиттере уже появился и стремительно разлетается по Интернету хэштег #ДаггеттЧувствуетСебяКрасивой. Режиссер нерешительно протягивает руку и касается плеча Смита, промокшего от злого пота.

– Ты уволен, – слабо бормочет Даггетт Смит. – Вы все уволены. Все присутствующие в этом помещении. С вами покончено.

– Да, кстати, раз уж вы сами об этом заговорили, – произносит режиссер. – Все остальные ушли, остался я один.

Даггетт поднимает голову.

– Что?

Режиссер морщится:

– Думаю, они посчитали, что уже лишились работы, и никто не хотел лично вам сообщать.

– О чем сообщать?

– Полагаю, вы теперь тоже безработный.

Спустя час Интернет кипит предположениями и теориями: что же случилось в студии? Завсегдатаи форумов рассматривают самые разные возможности, от нервного срыва до одержимости дьяволом. Какой-то парень из Небраски бегает с сайта на сайт, рассказывая всем, что на самом деле Даггетт Смит был куклой-роботом, сконструированной учеными в качестве антропологического эксперимента. Все сходятся в одном: карьера Смита приказала долго жить. Долгие девяносто три секунды он на удивление мелодично исполнял жизнерадостный хит из «Вестсайдской истории», ставший его лебединой песней, и это было лучшее видео из всех, что когда-либо видел Интернет.

Самому Даггетту требуется больше времени, чтобы принять свою судьбу.

– А что, если нам выступить с заявлением? – спрашивает он.

Язык у него слегка заплетается. Они с режиссером, которого зовут не то Брайан, не то Брендон, нашли бутылку водки, припрятанную в чьем-то рабочем столе, и пьют с тех пор, как несколько часов назад последний выпуск «Правдоруба» поставил на всем шоу жирный крест.

– И что мы скажем? – вопросом на вопрос отвечает Брайан-или-Брендон.

– Что меня взломали, разумеется! – запальчиво восклицает Даггетт.

– Не прокатит. Понимаете, вы говорили: «Меня взломали», после того как запостили твит о бандах евреев-мутантов, обитающих в канализации…

– Да, но…

– А потом вы отправили госсекретарю то электронное письмо, написав, что она похожа на булку с обезьяньей задницей вместо лица…

– Но ведь на этот раз меня действительно хакнули! – вопит Даггетт. – Меня действительно хакнули! Чем еще объяснить такое?! Кто поверит, что я мог… творить такое на камеру? Я даже петь не умею!

– Знаю, мистер Смит, но вот в чем проблема… – Режиссер умолкает, делает большой глоток водки и встает, оставив бутылку у ног Даггетта. – Всем плевать.

И это правда: никому нет дела до несчастья, постигшего Даггетта Смита. Через несколько дней выясняется, что он и правда стал жертвой хакерской атаки, причем выполненной на высочайшем, заоблачном уровне, потому что все следы его пребывания в Интернете – от его сайта до архивов его программ – исчезают за одну ночь, а на их месте возникают бесконечные свитки с рецептами шоколадного печенья и схемами изготовления табачных трубок. Если пользователь набирает в поисковике имя Даггетта Смита, его автоматически перенаправляют на страницу Википедии, объясняющую значение слова «микропенис». Смит пытается выступить с опровержениями в прессе, но все его тщательно составленные заявления в мгновение ока исчезают, сменяясь изображениями ламы, затянутой в балетную пачку. В конце концов Даггетт Смит тихо исчезает из Интернета – в тот самый день, когда по Сети начинает циркулировать петиция с предложением номинировать на Нобелевскую премию человека, хакнувшего скандального ведущего.

За неделю петиция набирает миллион подписей.

А Кэмерон Акерсон, некогда грезивший о том, как прославится, выложив в Интернет все секреты озера Эри, начинает мечтать о большем. Он может творить невероятное, оставаясь в тени.

Просто не верится, насколько натурально все выглядело, – пишет он, в сотый раз просматривая скомпилированное видео со Смитом. – У него даже губы двигались так, словно он пел. Как тебе это удалось?

Ответное сообщение от Ниа приходит мгновенно:

Технология захвата движения. Я выделила базовые точки на лице Натали Вуд, когда она поет песню, совместила с соответствующими точками на физиономии Смита из одной из его программ и прогнала все это через ту же программу для спецэффектов, которую использовали при создании «Аватара».