Мария Галина - Избранные произведения в одном томе

Только-только завязался у нас душевный разговор, как вдруг — фррр! Что-то врывается в шатер и кидается мне на грудь, такой комок взъерошенной шерсти.

Я, значит, беру его за шкирку, отрываю от себя, а он мне когтями в куртку вцепился, не отпускает.

— Ох ты! — говорю. — Да это ж кот Жана, младшенького моего. И до чего перепуганный! Как бы чего не приключилось с малышом нашим.

Малыш-то уже пару лет как бороду бреет, и не одну девку в округе обрюхатил, но ведь все равно братик, младшенький…

Кот когти убрал, морду лапой утер, и тут я вижу: батюшки, да он в сапогах!

Ну, сапоги, конечно, паршивые, скроены кое-как, да и чего хотеть: кроились-то на кошачью лапу.

— Бедау-у! — вопит кот жалостно.

— Ишь ты! — восхитились вольные люди.

— Хозяин мой-я-я-яу!!! — продолжает орать кот. — На вер-р-р-ную смер-рть!

— Да ты никак и впрямь говорящий! — я все-таки исхитрился взять кота за шкирку, и теперь он медленно поворачивался у меня в руках вокруг своей оси.

Он, бедняга, только муркнул.

— Все коты говорящие, — уныло признался он, — дело-то нехитрое. Но кому охота себя выдавать? С говорящего-то и спрос другой!

В общем, выяснилась такая история. Кот уговорил всех окрестных работников, чтобы на вопрос проезжающего короля (а короли у нас не так уж часто проезжают, будьте уверены!), чьи земли, отвечать, что, мол, земли маркиза Карабаса. А младшенький, значит, одежонку свою припрятал, засел в пруд и стал кричать, что он этот самый маркиз Карабас и есть, и пока он купался, его, мол, разбойники ограбили.

— Погоди-погоди, — нахмурился старшой, — какие-такие разбойники? Да мы твоего маркиза пальцем не трогали.

Кот уныло повесил усы.

В общем, король распорядился выдать Жану запасной комплект одежды, посадил его к себе в карету и поехал по его приглашению в гости. Иными словами, прямо людоеду в лапы! Потому как и земли, и замок, понятное дело, людоеда. А не Жана вовсе. У Жана, повторюсь, кроме кота, ни движимого, ни недвижимого — никакого имущества сроду не водилось.

А коту поручено было людоеда извести. Как? А как знаешь!

А с кота что взять? Вы когда-нибудь слышали, чтобы кот людоеда одолел?

Вот и я нет.

И теперь Жан в королевской карете катит прямо людоеду в лапы. А также сам король и, как выяснилось, принцесса. Так я и думал. Где Жан, там принцесса. Уж такая его удача. Только вот с людоедом ему не повезло.

— И впрямь беда, братцы, — говорю, — выручать надо Жана.

Вольные люди мнутся, переглядываются.

— Начнем с того, — это старш о й, — что он нас оговорил. Не трогали мы его.

— Вы уж, братцы, простите, но неужто никогда ни одного честного путника вы не облегчали на толику благ земных?

— Ну, — признается старш о й, — бывало дело. А только брата твоего мы не трогали. К чему голодранца грабить? К тому же не пойдем мы на людоеда. Во-первых, он нас не трогает. А во-вторых, уж больно он неприятный тип, людоед этот. Ух до чего неприятный.

— Братцы, — говорю, — вот ежели бы вместо людоеда мой Жан в замке сидел, он бы вам жалованье платил серебром, и кормил до отвала, и браконьерь не хочу, и что там еще…

— До этого, — мотает башкой, — еще дожить надо.

— Ладно, — говорю, — я пошел. Вы уж, будьте любезны, присмотрите за Салли. Она вам пригодится. Только не перегружайте ее работой, она хороший ослик.

— Погоди, — мнется старш о й, — неловко оно как-то. Или мы не разбойники? Сейчас выпьем еще немного, расхрабримся, колья да пики похватаем…

— Нет, — говорю я, — тут приступом не возьмешь. Тут надо хитростью. Большая у него дружина, у людоеда?

— Нет у него никакой дружины. Вообще никого нет.

— Не понял. Как же он замок держит?

— Чернокнижник он.

— Что с того? У нас тут любой сеньор чернокнижник.

— Да, но этот особенный. Всем чернокнижникам чернокнижник. Его даже маркиз-сосед боялся, а уж на что горяч был!

— Ладно, — говорю я коту, — пошли, проводишь!

Кот шерсть вздыбил, хвост распушил, уши прижал.

— Няу-у-у! — отвечает.

Я вообще против котов ничего не имею. Но какие-то они… ненадежные, что ли?

— Признавайся, — говорю, — кто из вас такой замечательный план удумал? Ты своей кошачьей башкой, или Жан, братишка мой?

Тот молчит, сапожком землю ковыряет.

— Ты хоть был там?

— Уш-ш-шас, — шипит, — уш-ш-шас-с-с-с!!!

И от страху аж глаза свои зеленые жмурит.

— Ладно, — говорю, — я пошел.

— Что? — говорит старш о й. — Без оружия?

— Я так думаю, с оружием он меня на порог не пустит. А мы по-простому. А вы королевскую карету подзадержите-то, как умеете!

— Это мы завсегда, — говорит старш о й, — это, можно сказать, наша работа!

Поцеловал Салли в мордочку, еще раз попросил вольных господ не обижать ее и двинулся в путь. Замок людоеда темнеет, точно грозовая туча, да и неудивительно — гроза, кажется, и впрямь собирается… И в далеких синих тучах вроде бы как искры вспыхивают, и раскат грома далеко-далеко, чуть слышный…

Для чего Господь пристроил в тучах небесный огонь? Ума не приложу.

Долго ли, коротко ли, а дошел я до ворот. Ворота закрыты на железный засов, крепкие, дубовые…

Рядом молоток висит и дощечка медная.

Стукнул я молотком по дощечке.

Гляжу, охо-хо, ворота сами открываются, медленно так, на скрипящих петлях. Я осторожненько заглядываю внутрь — за ними двор пустой, серым камнем мощен. И ни души.

Замок уж такой огромный, что, когда на его башню смотришь, голову задирать приходится.

Гроза тем временем собирается уже бесповоротно, стянулись тучи над замком, бурлят, точно вода в мельничной запруде.

Как только я на крыльцо взошел, двери тоже распахнулись. И голос из полумрака тихий:

— Добро пожаловать, мил человек!

Окна в зале зашторены, в камине только пепел, пылью подернутый, а посредине залы стоит старичок, хилый такой, чуть сгорбленный.

— Ты, — говорит, — никак грозу переждать решил. Милости прошу.

Я оглядываюсь — зала тоже тихая, пустая, факелы на стенах не горят, только пара свечей в подсвечнике на столе чуть теплится, и стол пустой — ни скатерти, ни приборов, ничего… И тихо-тихо, даже мыши в соломе не шуршат.

Ох, братцы, как мне страшно стало. Стою и крою про себя Жана последними словами.

— Я, сударь, мимо проходил. Позволите — грозу пережду и дальше пойду, а может, сделаете милость, на работу наймете. Я странствую налегке, тут наймусь, там поработаю…

Он ручки сухонькие потирает.

— Нет, — говорит, — мне работники не нужны. Хозяйство у меня маленькое, коза да куры… Я за ними сам ухаживаю.

— Так ведь печь натопить, воды натаскать…

— Мне, мил человек, много не надо.

Мне аж стыдно стало. Тихий человек, любезный… А на него поклеп все возводят.

Я и бухнул:

— А в округе говорят, ты, мол, людоед!