Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

Эрихто:

Прошла почти неделя с тех пор, как я оказался на «Святом Андрее». Не то, чтобы я чувствовал себя несвободным. Но со мной рядом почти всегда кто— то находился. Или Андрей Матвеев, или Павел Рязанцев или Гюнтер Лютьенс. Гюнтер был командиром первого взвода личного, специального подразделения адмирала Головина, называемого «гиены». Среди них постоянно присутствовала эта девушка, с необычной внешностью, которая Сымбелова. Всё это чем-то напоминало мне домашний арест. Формально, ко мне не проявляли недоверия, но пристальное внимание было. Пристальное настолько, что стоило мне выйти из своей каюты, как со мной тут же оказывался кто-то, из этих четверых. Надо полагать, совершенно случайно.

Матвеев постепенно знакомил меня с особенностями корабля, на котором я оказался. «Святой Андрей» был одним из сотни универсальных исследователей дальнего космоса типа «кракен» [50] одним из сотни универсальных кораблей дальнего космоса типа «кракен» — MR «Kraken» (Mehrzweck-Raumschiff «Kraken») — лучшим и наибольшим типом корабля из всех, на которых ходят ганзейцы. Восемьсот метров длины, триста человек экипажа, шесть тысяч человек десантного лимита, грузовые отсеки под атмосферную и планетарную технику, или научно — технический груз, шесть охотников и один рейдер на внешнем подвесе. «Кракены» были, конечно, послабее, чем «Ударные Корабли» Империи или террасаконтеры Альянса, но, как одиночки, были вполне. Кроме того, они не требовали прикрытия. В отсек управления меня пока не пускали — это было ожидаемо — а вот с управлением боевой частью знакомили подробно и обстоятельно. Уничтожение орбитальных баз и прикрытие высадки на планеты, охота за пиратами — для этого и создавались суда этого типа. Как я уже говорил, Матвеев был человек лёгкий, но за его лёгкостью чувствовался хороший специалист. Он был компетентен во всём — от мелочей в устройствах корабля — до разъяснения истинного смысла последних политических новостей.

Гюнтер Лютьенс был родом из Бременхафена — планеты, где находились самые крупные ганзейские верфи. Его мать, по его словам, была русской, с планеты Севастополь. Гюнтер был билингвом от рождения, и разбирался прекрасно в том, что происходило в Русских Планетных Системах, часто рассказывая мне, что послужило спусковым крючком гражданской войны между русскими центральными пространствами и Окраиной, с каждым новым переворотом менявшей своё название. Я чувствовал, что это волновало его так же сильно, как всё что случилось с Империей. Иногда, он деликатно уточнял мои нелепые ошибки в русском произношении, или идиоматике. Так я узнал, допустим, что наши «богемские деревни» — для русских звучат, как «китайская грамота» — выражение из прошлого, ещё до начала колонизации, и напоминание о Китае — мощнейшей когда-то культуре, деградированной, смешанной и растворённой Альянсом среди латиноговорящих граждан его низших каст. История грустная и жестокая, как многое из того, что Альянс сделал под лозунгами Справедливости и Равенства. Нужно признать, что я знал об этом гораздо меньше, чем Гюнтер.

В следующий раз меня поразила русская фраза «они убили друг друга». Я воспринял её, как «друг убил друга» прежде, чем Гюнтер объяснил мне правильный смысл. Тут я словил себя на мысли, насколько у русских правильное и благородное сознание истинных военных. То самое чувство, когда ты с кем-то лицом к лицу, он совсем незнаком тебе, но в живых из вас останется только один. Хоть Гюнтер после и сказал, что выражению не придают такого значения, как я нарисовал себе — я остался при своём мнении.

А ещё было похоже, что Лютьенс имеет доступ к местонахождению моих отца с матерью. Именно он передавал мне регулярно новости о них, а пару раз даже новые видео, за что я был ему очень благодарен. Я был спокоен, хотя бы в этом отношении, хоть чувство и понимание того, что теперь Ганза крепко держит меня за горло, маячило где-то сзади неприятной тенью. И всё же, пока это был для меня наилучший вариант из всех остальных возможных, о которых даже не хотелось вспоминать.

Чтобы меньше думать о плохом, я занял себя тренировками с «гиенами» — они все оказались славными ребятами. Судьбы их были очень разные, происхождение пёстрое. В первый раз я столкнулся с ситуацией, когда людей объединяет не имперский, а русский язык. Это было для меня новым ощущением, но я начал работать над своим русским ещё больше.

Что касается моих странностей, заметных в рукопашных и боях на спадах, ситуация повторялась, даже усугублялась. Тут я сходил с ума, пытаясь понять причину. Вместе со мной, сходил с ума командир «гиен» — Павел Рязанцев.

— Растянитесь в линию, вашу мать, — приказывал он снова и снова своим людям. — Теперь все вместе, — когда я проходил за спины, разрывая тонкую цепь атакующих. — Всё сначала, двойное кольцо.

Мы дрались в доспехах, без доспехов, я выключал видимость в тренировочном шлеме, заклеивал глаза непрозрачными линзами. Картина оставалась прежней. Я каким-то образом чувствовал их движения, от самого начала, до конца. В «слепом» режиме, мне даже казалось, что я вижу что-то, похожее на их тени. Личный эскорт адмирала Головина всё так же ложился в течении минуты. Включая Павла Рязанцева. Вначале это их бесило — потом они начали с азартом использовать меня, как живой тренажёр.

Несмотря на мои опасения, моё превосходство в узкоспециализированных единоборствах не вызвало ко мне неприязненного отношения. «Гиены» оказались профессионалами очень высокого класса, прекрасно понимавшими, в отличии от простых десантников, что рукопашный бой или фехтование — это просто способ научить человека быстро думать, и быстро, на инстинктах, принимать правильные решения. И не более того. Я имел дело в своей жизни с коллегами, которые считали, что фехтование или рукопашный бой делает их чуть ли не сверхлюдьми, давая какие-то преимущества. Обычно это были люди, злоупотреблявшие дуэлями и на них же погибавшими. У «гиен» Рязанцева, прошедших с ним, по его русскому выражению, «Крым, Рим и медные трубы», я встретил совсем другое отношение. Понимая, что боевое столкновение — это совсем другой вид драки, чем «один на один», они тщательно исследовали мои возможности, спокойно и упорно, без злости и глупой зависти, повышая свои.