Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Нет, — сказал я, — вспоминая бой над Кёнигсбергом. — Нет. Только я, оберлейтенант ван Фростен, лейтенанты Гордон и Вайде. Четыре «гепарда» вполне хватит, чтобы не оставить от фермы камня на камне.

— Четыре машины против десяти? — недоверчиво спросил Лютьенс. — Не мало ли, капитан фон Кассель?

— Вряд ли террисы успеют подготовить к бою все «мачете», учитывая их аварийную высадку на планету, — ответил я ему.

— Даже если четверо против десяти, — сказал задумчиво молчавший ван Фростен, — у нас хороший шанс. Мы хорошо знаем друг друга. Дрались вместе в небе над Кёнигсбергом против таких же. Не хочу обидеть наших русских коллег, — он кивнул Касаткину и Зиньковскому, — но, не разбавляйте нас новичками. Может случиться так, что они, скорее помешают нам, чем окажут реальную поддержку.

— Согласен, — кивнул Одинцов. — Но я буду держать наготове ещё пять-шесть машин, на всякий случай.

— А лейтенант Элизабет Сугэ поможет координировать ведение боя, — добавил я. — В конце концов, это и есть её военная специальность.

— А что будет, — подняла на меня глаза Элизабет, — если кто-то поймёт по переговорам в эфире, во время боя, что капитан фон Кассель жив? Это убьёт половину всего того, что я, — тут она запнулась, — что все мы проделали. Вы когда-нибудь видели молчащих в бою пилотов?

Это была правда. Молчащие пилоты в хорошей драке — происходит она в атмосфере, или в открытом пространстве, — это фантастика. Почище той, что писали когда-то все, кому вздумается, в двадцать первом веке, по отсчёту «Imperium Sapiens», на Старой Земле. Когда в небе над планетой, или в открытом пространстве, среди крупных кораблей, закручивается карусель боя на крохотных, по сравнению, даже с рейдером, «охотниках», молчать просто невозможно. Даже, если ты не делал инъекции боевых допингов.

— Ну… — возразил я, — драться мы будем под позывными…

Однако, мне самому было понятно, что Элизабет права. Она молча смотрела на меня своими синими глазами, ожидая, когда я сдамся.

— Франц, — полковник Одинцов хлопнул меня рукой по плечу, — а оставайтесь-ка со мной. Усилите, если что, ПВО. Я дам Вам один командный «рубеж». Оставайтесь.

У офицеров Остзее не принято хлопать друг друга по плечу. Но здесь, у русских, совсем другие порядки.

— Это разумно, командир, — сказал мне ван Фростен. — Я сделаю всё в лучшем виде. И трёх «гепардов» хватит, чтобы не оставить от фермы, где террисы готовятся к бою, камня на камне.

Я подумал, потом кивнул, соглашаясь — и подал Одинцову руку.

— Какие камни, — сказал Рязанцев, — там и камней-то нет…

Меридиан Екатеринодара как раз совпал с положением Орла на орбите, когда мы вошли в плотные слои атмосферы. «Барон Врангель» шёл, следом за «Всадником» Одинцова, к космопорту Екатеринодара. Туда, где находился штаб ополчения. Рейдеры были слишком крупными кораблями, чтобы использовать их в штурмовке наземных объектов. Элизабет зафиксировала несколько пусков по нам малых тактических ракет из-под «Купола» террисов над фермой — слишком «вкусной» целью были рейдеры, входящие в атмосферу. Но наземное ПВО повстанцев отработало чётко, Элиза, севшая за контроль боевой части, даже не напряглась.

Ферма, снабжавшая Екатеринодар продовольствием, была такой огромной, что тысяч с двадцати метров её можно было, наверное, рассмотреть без визорного увеличения. Казалась, что её прозрачный корпус, блестевший хрусталём, находился совсем рядом с городом. В принципе, так оно и было — масштабный маркер показал 50 имперских миль. Сам город Екатеринодар, пострадавший от орбитальных бомбардировок, был черней чёрного, повсюду торчали остовы жилых башен. Даже в разрушенном и оплавленном состоянии они сохраняли следы «русского стиля». Стремительные линии, летящие вверх, рвущиеся в небо. Вдоль города, от колоссальной гряды белоснежных гор, отороченных плотной, сочной зеленью леса, впадая в большой залив, бурля белым о многочисленные пороги, летела, пронзительно-синяя, как небеса, Кубань. Изумрудный лес сбегал по склонам и заканчивался, у самого моря, узкой полоской пляжей.

«Мардер», для первого взвода «гиен» лейтенанта Гюнтера Лютьенса, русские завели на «Барон Врангель», ещё пока мы совещались на «Орле». Его состоянием Рязанцев остался доволен. «Совсем новый», как сказал Павел. Когда-нибудь, хорошо бы поинтересоваться, откуда, у русского полковника Игоря Одинцова, появились совсем новые, имперские «мардеры». Майор Рязанцев, естественно, уходил на задание со своим первым взводом. Он отстыковался, не дожидаясь нашего приближения к космопорту Екатеринодара.

— «Ганза владеет всем, Франц!» — услышал я его голос.

— «Так будет вечно!» — ответил я, как будто я всю жизнь был ганзейцем, и добавил, глядя на уходящий «мардер», — удачи, Павел!

Вернись живым, друг, — подумал я.

— «Всё будет наше…» — непонятно к чему, зло ответил Павел, скорректировал курс и отключил связь.

Ганзейская боевая машина десанта резко упала вниз, набрала скорость, и, на бреющем полёте, уходила в сторону фермы, растворяясь в пёстром ландшафте планеты.

Наши рейдеры — русский «Всадник» и шедший за ним ганзейский «Барон Врангель» — были уже над пустынным космопортом, сожжённого флотом Альянса, Екатеринодара. Космопорт, казавшийся совсем небольшим в верхних слоях атмосферы, стал теперь огромным, занимая почти всю юго-западную часть города. Он примыкал своими окраинами к зелёной зоне, тоже носившей следы гигантских ожогов.

«Делай, как я», — пришёл мне сигнал от Одинцова. На тактической карте замигал мой маркер посадки, присланный «Всадником». Одинцов сажал мой «Барон Врангель», прямо у входов в технобункеры. Посадочное поле «провалилось» — вакуумные подушки парковки мягко приняли наши рейдеры на себя.

Я вышел, и по резкому запаху озона понял, что над нами тоже включён «Купол». Сами терминалы, насколько я мог видеть, носили следы сильнейших пожаров и оплавлений. Похоже, что Екатеринодар тщательно заливали какой-то разновидностью напалма. Мои оставшиеся в живых остзейцы, покинувшие корабль вслед за мной, тоже были шокированы открывшейся картиной. Разглядывали молча, ван Фростен, ругался тихо, на его родном наречии.

К нам подошёл Игорь Одинцов, посадивший свой рейдер парой минут ранее. Рядом с ним были уже знакомые нам усатый Зиньковский и красавец Касаткин. Мы все были под впечатлением, и никто из нас не решался задать Одинцову вопрос о судьбе города, однако, он сам решил прояснить картину.