Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

На окраине Екатеринодара, у входа в парк, стоял огромный обелиск, которому придали сходство с двуглавой горой. В верхней трети, глядя в небо, стояла фигура поэта. Она, чудом, почти не пострадала во время орбитальных бомбардировок. Эстетика памятника была вполне остзейской. Русские вообще очень похожи на нас. Если бы не язык — отличия едва можно было бы заметить.

Русский поэт Лермонтов, в военном мундире первой эпохи, стоял на фоне двуглавой горы и с надеждой смотрел в небо. Я, было, залюбовался грандиозным величием памятника, как вдруг, прямо из-за вершин «гор» вышли, спускаясь, чтобы высадить десант, две боевые машины, два «нахуэля» из бригады «Ratoj de la dezerto» Альянса. Пилоты уже отключили щиты, чтобы открыть шлюзы.

— Стану думать, что скучаешь, ты в чужом краю… — внезапно для меня, прочёл чьи-то стихи Касаткин. Может быть, даже, это были стихи русского офицера Лермонтова. После слов «в чужом краю», Касаткин дал ракеты по обоим «нахуэлям».

Пуск был неожиданным и обе ракеты попали в цель. Одна машина Альянса лопнула, и разлетелась на куски в воздухе. Пилот второй, которая, как было заметно, получила лёгкие повреждения, удерживая машину от падения, включил щит. Машину крутило в воздухе, но пилот упорно пытался посадить её, чтобы высадить десант.

— Сдублируй, Франц! — спокойно сказал мне Касаткин.

Я подождал, пока повреждённая машина сядет и дал ракету в её шлюз. Она попала как раз, когда шлюз открылся, и взорвалась где-то внутри. «Нахуэль» разнесло на части, разбрасывая обломки металла и фрагменты тел.

— Спи, малютка, будь спокоен, баюшки-баю, — довольно, почти пропел Касаткин. — Молодец имперец! Мне про тебя не наврали.

И тут же, сразу, откуда-то сверху, на нас упала пара, и сразу ещё пара «мачете», сбросив по кассете чего-то неуправляемого. Нас зафиксировали неточно, но за нашими «рубежами» «сложился» целый квартал. Сразу за «мачете», отбомбившимися по нам, прошла русская «росомаха» и имперский «гепард». Я посмотрел на тактическую карту — это был «Гепард-семь». На нем дралась Элизабет. На «Росомахе-четыре», вероятно, исполняя роль ведомого, за ней шёл ван Фростен.

— Я «Гепард-семь», — услышал я знакомый голос Элизабет. — Минус одно «мачете».

— Подтверждаю, — прорвался в эфир голос ван Фростена.

— Подтверждаю, — ответил эфир голосом Одинцова, — «Гепард-семь», будьте осторожны.

— Я — «Росомаха-четыре», сказал ван Фростен, — прикрываю «Гепард-семь».

— Веду бой над «Заставой один», — сказала Элизабет. — В парке много тяжёлой пехоты и боевых машин десанта противника.

— Алик, слышишь меня, Алик, — скороговоркой сказал кто-то Касаткину, — это «Застава один», даю маркер, нужен «зонтик», срочно нужен «зонтик», террисы сейчас попрут из парка.

— Отступаете, «Застава один»? — зло шутя, спросил Касаткин, — памятник охранять не хотите?

— Алик, дай «зонтик», — сказал тот же голос с «Заставы один», — дай «зонтик», Алик, — и ещё много слов на том, самом специфическом лексиконе русского языка, значение которого я пока не мог понять.

— Сейчас всё будет! — ответил Касаткин голосу с «Заставы-один». — Прекрати ругаться, над нами тут красивые девушки летают. — «Рубеж-два» — прикрывай, — сказал он мне.

Его машина поднялась, стряхнув с себя обрушенные конструкции зданий, в полный рост, и пошла через площадь, к проходу в один из кварталов. Касаткин вёл её по дуге, прикрываясь монументом, сокращая сектор, где он был крупной целью. «Зонтик», или устройство «Укрытие» работал, как «Купол» в миниатюре, не давая нападавшему использовать виды оружия с наведением.

Сразу несколько боевых машин десанта Альянса, в наземном и полётном режимах, попытались выйти из парка, чтобы пресечь попытку Касаткина пройти к своим. Но я тоже поднял свой «рубеж», и дал несколько залпов, с обоих боковых подвесов, кинетикой крупного калибра. Один из «нахуэлей» перевернуло взрывом, остальные, маневрируя и отсвечивая щитами, перевели огонь на меня, но это было почти бесполезно — мощные щиты моего «рубежа», машины, созданной для управления боем на линии атаки, заряжались под «Куполом» нашей базы удалённо. Алик перевёл огонь на окраину парка, туда, где могла собираться пехота противника и лёгкая тактическая артиллерия.

— Я «Стрелец», «Рубеж один и два», уходите с площади, — появился в эфире голос Одинцова, — Я «Стрелец», открываю огонь, «Рубежи», уходите с площади.

— «Рубеж два», давай отойдём ненадолго, — сказал мне Касаткин.

— Отступаешь, Касаткин? — ехидно спросили с «Заставы один».

— Мы не отступаем, мы атакуем в противоположном направлении, — хмыкнул себе под нос Олег Касаткин.

Но уйти совсем мы не успели.

Окраины парка накрыл огненный ад. Земля дрожала так, как будто вот-вот лопнет, разлетится мелкими брызгами. Огромные деревья выворачивало и уносило вверх, как щепки, наши пятидесятитонные боевые машины шатало взрывными волнами, как будто сильный ветер, ураган, шторм, дул с разных сторон с интервалом в секунду — две. Кроме того, в броню и щиты «рубежей» прилетали огромные осколки и фрагменты разорванной техники, деревьев, гранита, сотрясая корпус и оставляя вмятины.

— Пропал парк, — проворчал недовольно Касаткин самому себе. — Отходи в застройку, «Рубеж два», — сказал он мне, и как раз в этот момент, из ада на окраине парка, взрывной волной, как из катапульты, вынесло приблизительно половину, разорванного надвое, «нахуэля». Он пролетел под одной из «лап»«рубежа» Олега Касаткина и почти вырвал её. «Рубеж» Касаткина перевернуло, отбросив боевую машину к монументу.

— «Нахуэль» ты мой «нахуэль», — услышал я Касаткина. Он уцелевшей «ногой» перевернул машину и поставил её на брюхо.

Зрелище было неприятным. Машина Касаткина была теперь неподвижной и оставалась на острие новой, возможной атаки террисов.

— «Рубеж один», как ты? — спросил я.

— Хреново, — ответил Касаткин, поворачивая влево-вправо верхнюю боевую часть и проверяя целость механизмов поворота, — но жить можно.

Слово «хреново» было мне уже хорошо понятным…

— Я «Рубеж два», иду на помощь, — сказал я.

— Не дури, «Рубеж-два», — ответил Алик Касаткин бодро, — ты меня не починишь. Иди, дай «Заставе»«зонтик», — им обратка сейчас прилетит. Прикроешь меня оттуда.

— Внимание, группа «Сюрприз» на месте, — внезапно прорезался в эфире хорошо знакомый голос Павла Рязанцева. — Мы приступаем. Нужна поддержка. Вслед за этим звук взрыва, потом звук, похожий на звук открывающегося шлюза «мардера» «гиен», и снова голос майора Рязанцева, слегка хриплый, от предчувствия драки, — Вперёд, ребята. Всё будет наше.

Обстрел установками залпового огня закончился, пыль оседала, обнажая огромные воронки, и клочья земли с обломками техники Альянса, вперемешку с остатками тел пехотинцев-террисов. Несколько уцелевших, но заметно повреждённых «нахуэлей» уходили в сторону фермы. Я опустил свой «рубеж» на брюхо, около входа в квартал, держа под прикрытием сектор, где находилась повреждённая машина Касаткина. За мной теперь был целый импровизированный блокпост атмосферной ПВО, с укреплённым бункером. Пусковые установки были пусты, в бункере — только пехота ополчения в доспехах разного типа, да видно было ещё пару боевых машин поддержки.