Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Я группа «Сюрприз», — вышла на связь группа Рязанцева, голосом Лютьенса. — Прорваться к генератору «Купола» не удалось. Прекратите атаку фермы. Их здесь очень много. Принимаю командование на себя. Наш «мардер» с командиром и остатками группы уходят. Командир тяжело ранен.

— «Сюрприз», — сказал Одинцов, — поясните.

— Поясняю — ответил Лютьенс голосом, в котором были слышны нотки какой-то особой, судьбоносной решимости человека. — Бывший управляющий фермы натыкал столько взрывчатки в коллектор, что её хватило бы, чтобы снести террасаконтеру. Коллектор оказался настолько широк, что мы провели в него «мардер». По пути к точке выхода на ферме, мы собрали, устройством разминирования нашей боевой машины, всю взрывчатку, потом сгрузили её кучей, четко под точкой входа на ферму. Это я настоял на том, чтобы заходить на ферму. Это было ошибкой, вход хорошо держали под контролем. Командир получил своё почти сразу. Остальные тоже легли почти все, отступая обратно. Дверь на ферму нам удалось закрыть за собой снова. «Мардер» с командиром и медиком я отправил обратно — он уже должен быть на поверхности. Наши «друзья» ко мне ломятся, но у меня теперь есть настоящий сюрприз.

— Поясните, — повторил Одинцов.

— «Сюрприз», — вмешался я. Я уже понял, что решил для себя молчаливый и рассудительный Гюнтер Лютьенс, — почему ты не ушёл с Рязанцевым?

Тогда бы они пришли к вам, а их много, — сказал Лютьенс, — а так они сейчас придут ко мне, а я не хочу их видеть. Они тут почти все. Пояснять времени нет, у меня много гостей.

Вслед за этим над пространством фермы поднялся огненный столб, потом нас накрыло взрывной волной.

Я поднял еле живую «Росомаху-четыре» ван Фростена, метров на пятьсот, над уровнем моря, и повёл её к краю огромной воронки, к тому самому месту, где я видел, спускаясь на планету, хрустальный корпус фермы. На её краю я рассмотрел частное владение, частично разрушенное теперь той самой взрывной волной, которая накрыла «Заставу-один» и неожиданно положила конец скоротечной схватке, в которой у нас, честно говоря, был очень малый шанс. Оберлейтенант Гюнтер Лютьенс не зря отдал свою жизнь — фрагменты техники бригады «Крыс Пустоты», Альянса Свободных Миров, валялись вперемежку с кусками конструкций, поддерживавших раньше тот самый «хрустальный» купол, который так поразил меня своим видом, при приближении к Екатеринодару с орбиты планеты. «Крыс Пустоты» больше не существовало. Они погибли все, вместе со своей техникой и капитан-навигатором, который привёл их сюда, на окраины пространства сапиенс. Возможно, о их гибели и не узнал бы никто, развязка наступила так быстро и неожиданно, но я уверен, что полковник Одинцов наверняка доведёт это до сведения как можно большего количества людей. Как у нас, так и у террисов. Конечно, получилось славно. Сначала террасаконтера, потом еще и сильно распиаренная десантная бригада Альянса. Что нам даёт эта победа, кроме самой победы, я не знаю. Но будь я на месте Одинцова, я не смог бы поступить лучше.

Справа сверкал синевой Таманский залив, в который впадала, одноимённая с местной звездой, река Кубань. Вдалеке виднелся, средних размеров, остров Тамань, бывший, как мне рассказывали, когда-то раем для гурманов и любителей поплавать и понырять. К счастью, остров не тронули бомбардировки и высокие сосны, pinus brutia [78] Pinus brutia — Сосна калабрийская или брутийская, получила свое название от местности на юге Италии — Калабрии (античное название — Брутий). , завезённые, в незапамятные времена, первыми колонистами, уцелели. Позади оставался, сожжённый орбитальными бомбардировками, мёртвый и почти пустой Екатеринодар, который, по словам Одинцова, теперь придётся бросить. Даже в таком виде та небольшая часть планеты, что я видел, была потрясающе красива. Я сказал себе, что когда-нибудь я вернусь, обязательно вернусь сюда. Хотя бы, чтобы увидеть, что здесь снова живут люди.

Большая трапеция приусадебного участка дома, прилегавшая когда-то к техническому периметру фермы, превратилась теперь в крохотный треугольник, обрывавшийся чернотой огромной воронки. На самом её краю я рассмотрел полуразрушенный дом и людей, копошащихся вокруг чего-то, что было похоже на боевую машину десанта.

«Росомаха», на которой я поднялся в воздух, спикировала к дому. Около домадействительно стоял «мардер», на котором уходил первый взвод гиен. Моя машина села рядом.

Я вышел и увидел, что задний пандус «мардера» «гиен» был открыт — в магнитном поле висели гравиносилки, на которых лежал, обожжённый и рваный, Павел Рязанцев. Возле носилок хлопотал кто-то в солдатской форме Ганзейского Союза, верхняя часть доспеха была снята, рукава нательной контактной рубахи были закатаны. Небольшой красный крест на деталях доспехачетко указывал на специальность. Солдату помогал белобрысый мальчишка лет тринадцати. Он мельком посмотрел на меня и, закусив губу, продолжил быстро раскладывать по телу раненого систему мобильного инъектора, помогая себе правой рукой. На левой не было пальцев, вместо которых зияла неприятная свежезажившая рана.

Что ж, Рязанцева я нашёл, он жив, и, если повезёт, выживет. Оставалась разыскать лейтенанта бывшей «Небесной канцелярии» герцогства Остзее, Элизабет Сугэ. «Принцесса», как её называл Рязанцев, лежавший сейчас на носилках полумёртвым, и просто «красивая девушка», как о ней говорил Олег Касаткин, ставший теперь одним целым со своим любимым поэтом.

— «Ганза владеет всем», — сказал я, как будто я всегда был стопроцентный ганзеец, и чувствуя, что звучат мои слова не совсем уместно.

— «Так будет вечно», — повернулся ко мне солдат и представился по-ганзейски чётко, — Сергей Межевич, ефрейтор первого отделения, первого взвода, «гиен», медик.

— Где остальные, «гиены», солдат? — спросил я.

— Первого взвода больше нет, — просто сказал ефрейтор Межевич. Всех почти сразу — там, — он кивнул головой в сторону воронки, на ферме.

— А что с майором? — спросил я, хотя и сам видел, Рязанцев совсем плох.

Медик ободряюще махнул рукой — «До регенератора довезём, а там ещё повоюет Рязанцев».