Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Вроде всё, — сказал Касаткин себе и добавил в эфир, — Спасибо, «Стрелец», снёс всё на хрен.

— Было бы вообще хорошо, если бы ты, Алик, не лез в самое пекло, — ответил ему эфир голосом Игоря Одинцова. — Террисы как-то поняли, что мы собрали группу штурма на «Заставе один». Помогите «Сюрпризу».

Конечно, нужно было срочно прийти на помощь майору Павлу Рязанцеву. Судя по тому, что было слышно по связи, дела у «гиен» и даже у «группы Сюрприз», как себя назвал Павел, шли не очень.

— «Рубеж два», — сказал мне Алик Касаткин, — давай, подходи ко мне, я пересяду вторым пилотом. Пойдём теперь, сходим к нашему Франциско в гости. На «Заставе-один» почти вся наличная на планете штурмовая техника.

Тон Касаткина не сулил Мариано Франциско ничего хорошего, при встрече.

— Тебе коньяку захотелось? — попробовал пошутить я.

— Коньяк поделим, — резонно ответил он мне.

— «Застава один» — «в ружьё», — приказал Одинцов. — Атака на ферму. Поддержу с воздуха. Я «Стрелец один», — продолжал полковник Одинцов, — «гепарды», «росомахи» — собраться по маркеру.

— Принято, — ответила «Застава один», — мы выдвигаемся. Пятиминутная готовность.

— «Гепард-один», принял, — ответили из эфира.

— «Росомаха-один», принял, — понеслось в эфир и началась привычная перекличка пилотов перед следующей фазой боя.

— Внимание, это «Гепард-семь», — услышал я голос Элизабет, — принять не могу, от фермы на бреющем, шесть «мачете» строем штурмовки. Только визуальная видимость. Атакую. Технику не выводите. Прикройте меня.

— Я рядом, — ответил ей ван Фростен. — Я «Росомаха-четыре», прикрываю и атакую следом. Сиди в бункере, пехота. «Гепард-семь», притормози, я совсем рядом.

— Я атакую, они тоже рядом, — звонко сказала Элизабет. — У противника минус один, рассыпались, меня атакуют.

В этот самый момент воздушный бой стал видимым, невооружённым глазом, с наших позиций.

У «Гепарда-семь» на хвосте сидело сразу несколько «мачете», сверху на них падала «росомаха» ван Фростена, ещё пара «мачете» тяжело и медленно заходила прямо на заставу, по горизонтальной параболе, справа от нас.

— Навигатор Андрей! Пилот Георгий! Воин Михаил! Вашу мать! — с досадой пробормотал Касаткин, разворачивая свою боевую машину в сторону заходящей пары штурмовиков, — «Рубеж два», поддержи, это по мою душу! — крикнул он мне, давая залп оставшимися ракетами и открывая заградительный огонь из всей кинетики, что только была на его машине.

Воздушный бой ушёл куда-то вверх. Была слышно только, как быстро-быстро говорили на интерлингве.

— Меня сбили, — раздался из пустоты голос Элизабет, — я падаю.

— Ты где, «Гепард-семь»? — прозвучал вопрос, голосом ван Фростена. — Я «Росомаха-четыре», не вижу твоего маркера.

— Машина сильно повреждена, я в капсуле, она тоже вот-вот… — Быстро, но чётко, с короткими паузами, говорила Элизабет. — Совершаю аварийную посадку около частного владения, рядом с фермой. Помощь по возможности.

— Атакую штурмовую пару, — сказал ван Фростен, открывая огонь из всего, из чего можно было, на наших глазах, по ведущему «мачете». Пара медленно шла, прямо на Касаткина, почти не реагируя на ведение огня. Я дал хороший залп по ведущему, ему быстро сняло щит и его добил Адольф. «Мачете», падая, зацепилось, разваливаясь, за двуглавую вершину на памятнике. Из него выстрелило капсулу, но взлететь и набрать скорость она не успела — Касаткин расстрелял её, на вертикали, почти в упор.

— Я «Рубеж-один», боезапас кончился, — сказал Касаткин, — покинуть машину не могу, катапульта не работает, дверь заклинило.

Казалось, что время замедлилось. А может и не замедлилось вовсе, просто всё вокруг стало каким-то вязким, чересчур чётким, и невыносимо подробным. Фантастически красивая, но почти пустая планета, бой на окраине сожжённого русского города, воздушный налёт, атака. Беспомощная, разбитая машина Алика Касаткина. И его крик:

— Ладно, черти! Когда-нибудь, это же должно было случиться! Живите, кубанцы!

Время снова ускорилось, потекло своим привычным потоком. Второе штурмовое «мачете», обстреливаемое мной и ван Фростеном, убрало скорость, зависло на мгновение, и аккуратно сбросило совсем небольшую, совсем маленькую термобомбу на машину Касаткина.

— Да хрен тебе, — успел сказать Касаткин, — и перевёл на критическую мощность накопитель энергии своей машины, следом рванул реактор. «Мачете» отбросило взрывной волной на громаду памятника офицеру Лермонтову, а ходовая платформа — все, что осталось от машины хорошего парня Алика Касаткина — расплавилась в ртуть, смешавшись с частью металломатериала из основания памятника, стекшего и оплавившегося, в малом радиусе высокой температуры.

Ван Фростен, избегая столкновения с памятником, взмыл вверх — но и его достало взрывной волной. Он сделал неловкий маневр, скорость резко упала, его «гепард», потрёпанный в воздушном бою, искря, проехал по металлокерамическому покрытию площади и остановился у бастиона заставы.

— Что у Вас там, черт возьми? — спросил Одинцов. — Что с «Росомахой-четыре»? «Рубеж-один», где ты?

— Алик погиб, — сказал кто-то с «Заставы» тихо, но так, что все услышали.

Я покинул свой «рубеж», и подбежал к повреждённой кинетическим оружием, во многих местах, оплавленной последним взрывом, «росомахе» ван Фростена. Тот сам открыл кабину, кресло пилота съехало вниз, я увидел моего друга Адольфа. Он даже не сидел — он висел или лежал в кресле. Излучатель индивидуального щита пилота, в верхней части его левого бедра, был оторван, как я понял, им самим. В бедре ван Фростена торчало несколько одноразовых инъекторов — от усилителей метаболизма до сильных обезболивающих. В левом глазу противно торчал осколок. Шлем он снял и лицо моего храброго друга было залито кровью.

— Jetzt, haben sie keine Jäger… Ich zittere aber am ganzen Körper [77] Теперь, если у вас нет охотников… но, меня всего колотит… (нем.). … — сказал он мне и потерял сознание.

— Медика! — закричал я в устройство связи.

Медэвакуатор — а им была, видавшая виды, русская боевая машина десанта «куница» — нашёлся совсем рядом, в бункере «Заставы один». Медики оказались рядом мгновенно. Трое ополченцев вытащили тело Адольфа, положили на носилки, и они плавно въехали в камеру первой помощи, что была на эвакуаторе.

— Ничё, ганзеец, — хлопнул меня один из медбратьев по плечу, на ходу втыкая в плечо ван Фростена диагностер. Может и выживет. Регенерация-то совсем рядом.

Провожая взглядом, уходящий в рельефе разрушенного Екатеринодара, медэвакуатор, я забрался в кабину повреждённого «гепарда» и проверил системы. Было не до того, чтобы лишний раз восхищаться инженерным гением её создателей. Но машина ван Фростена всё ещё заявляла возможность взлёта.