Людвиг Вильдт - Неизвестная сигнатура

— Ну, раз жалоб никаких, — сказал Зиньковский, — поехали к Игорю Иванычу. Меня Игорь послал. Говорит, Вам по статусу положено. Сам не смог, ждёт на Орле. Гостей встречать будем.

Интересно, подумал я, кому «по статусу положено»? Я бы не удивился, что Элизе, так её здесь все обхаживают.

— Кто, на этот раз, в гостях? — спросил я, из вежливости, хотя уже знал от Игоря, что приезжают какие-то боевые друзья погибшего Касаткина из той части его жизни, где он был не в ладах с законом.

Садясь в багги, я наблюдал, как привычно Элиза запрыгнула на заднее сиденье. Словно всю жизнь провела не в «Небесной Канцелярии», а хотя бы сотрудником техслужб космопорта.

— Помощнички, — сказал Зиньковский, поморщившись, — Альки Касаткина друзья — разбойнички, — добавил он. — Денег хотеть будут.

— И в чём проблема? — спросил я.

— Да проблемы вроде и нет, — ответил Зиньковский, — только Игорь очень их не любит. Они, для него, хуже террисов-метаморфов. Я вот думаю, как бы беды не вышло. С нашими гостями, конечно.

Я так и думал. Не представляю себе гражданского, настойчиво требующего денег у полковника русской контрразведки Игоря Одинцова.

— Горяч Одинцов? — подмигнула Элиза Зиньковскому. Тот, соглашаясь, только кивнул головой.

Зиньковский вёл багги очень быстро и уверенно, несмотря на резкие повороты в лабиринте вспомогательных ангаров. Элиза была совсем рядом и мне всё время хотелось повернуться к ней. Снова заглянуть в её синие глаза и там прочесть всё, о чем я думал и на что не находил ответа.

Багги вынырнул на поверхность, зашуршал колёсами по тесно, до миллиметра пригнанным друг к другу плитам космопорта, и через пару минут мы уже въезжали на пандус «Всадника», личного рейдера вождя русских ирредентистов.

Слева, по борту рейдера, стояли три регенерационные капсулы первой помощи. Около них находились уже знакомый мне медик Межевич и мой друг, лейтенант-остзеец, Патрик Гордон. Вид у них был усталый.

— Привет капитан, — сказал Патрик мне, одновременно невероятно галантно кивая Элизе.

Вот мне просто интересно, он так же, как с принцессой, раскланивался с ней, когда они несли службу совсем рядом, во Фридрихсхалле? Они вообще были знакомы? Все здесь с ума сошли от этой девушки. И, кажется, я тоже.

— Здравствуйте, лейтенант Гордон, — весело ответила ему Элиза.

Я подал Патрику руку, я был чертовски рад, что он цел и невредим, и показал своим взглядом на капсулы.

— Кто третий, Патрик? — спросил я.

— Адаму досталось, — буднично сказал Гордон. — Ему, тоже срочно, нужен мощный регенератор.

По рутинному тону его голоса, я понял, что жизни лейтенанта Адама Вайде уже ничего не угрожает. Ну и прекрасно.

— Повезём на «Орёл», — сказал Межевич. Теперь он был одет по всей форме. — В сознании — только Ваш оберлейтенант ван Фростен, можете поговорить.

Я подошёл к крайнему справа регенератору и положил руку на прозрачную часть капсулы на уровне глаз.

— Ты как, старина? — спросил я его. В ответ, Адольф сделал попытку улыбнуться и медленно моргнул здоровым глазом. В левом уже произошло отторжение осколка, и он лежал на щеке, рядом с развороченной раной. Она затягивалась, через пару недель глаз будет, как новый, но картина была ещё та.

— Выздоравливай, дружище, — сказал я Адольфу ван Фростену, кивнул всем, и мы прошли в отсек управления.

— Да уж, — проворчал Зиньковский, подытоживая увиденное и садясь в кресло пилота. — Влипли ганзейцы, на этот раз. А у ополчения потерь почти никаких. Блестящая победа. Только Алик Касаткин… — Зиньковский покачал головой и поднял «Всадник».

— Романтик, он так и не успел рассказать мне свою историю, — сказал я, почувствовав в своём кресле, как на доли секунды, заработали компенсаторы гравитации. Элиза, не успевшая сесть в кресло, слегка потеряла равновесие, и упала ко мне на руки. Она было начала подниматься, чтобы пересесть, но на ходу передумала и, как ни в чём ни бывало, плюхнулась снова ко мне на руки.

Виктор открыл рот, чтобы принести положенные в таких случаях извинения, но Элиза, с довольным видом, махнула ему рукой, положив другую мне на плечи.

— Мне так даже удобнее, — сказала она Зиньковскому.

— Алик был большой романтик, — согласился Зиньковский, посмотрев на моё ошалевшее выражение лица, и по-доброму улыбаясь, — таких жальче всех. Вокруг Касаткина вообще было много всяких историй. О нем рассказывали и сам он любил рассказать. — Ты какую слышал? — Виктор Зиньковский разговаривал степенно и как-то по-домашнему. Таким же голосом, когда-то, мой отец рассказывал мне сказки о манящих к себе Русских Пространствах.

— Про девушку Олю, — пробормотал я, глядя на Элизу. — Касаткин был прекрасным рассказчиком, и его история до мельчайших подробностей врезалась в мою память.

— Ну нет… — ответил мне Виктор, с внезапной оторопью. — Эту, если Одинцов захочет, пусть сам тебе расскажет. Алик Касаткин теперь герой, павший в битве за нас, за Кубань, за русские планеты. О нём теперь или хорошо, или никак.

— Такая страшная история? — спросила Элиза, заглянув мне в глаза, и слегка кивнув головой, чтобы я сделал лицо попроще. Просто девушка, просто села на руки после воздушного боя над планетой. Так как в имперском Codex Militaris [79] Военный Кодекс (лат.). ничего не говорилось про запрет брать на руки боевых друзей — я попробовал взять себя в руки.

— Начало истории было вполне приличным, — сказал я Виктору, глядя на Элизу.

— Так начинаются многие неприличные истории, — ответила беспечно Элизабет, поворачиваясь к Зиньковскому и изображая внимание и интерес.

— Про поножовщину на Тамани слышали? — спросил Виктор.

— Про что? — спросил я удивлённо, — слово было длинное, необычное, я никогда его не слышал ранее.

— Так говорят, когда несанкционированно дерутся, с применением холодного оружия, — пояснил Зиньковский. Не на дуэли. Алика из-за этого выперли из военного училища.

— Нет, про поножовщину мы не слышали, — сказала Элиза, и накрыла своей свободной ладонью мою. — Рассказывайте, Виктор.

— Если бы не эта история, — Виктор скорректировал курс, — быть бы Алику прекрасным боевым офицером. Характер у него был наш, кубанский. Храбрый был — до безрассудства.

— Но и хладнокровный, — поддержал я его, вспоминая последние моменты боя на площади.

— Об этом и говорю, — продолжал Зиньковский. — Я хорошо знал его, преподавал ему «Навигацию в открытых пространствах» в офицерском училище Екатеринодара.

— Тогда мы с вами коллеги Виктор, — вставила Элиза, — это моя основная специальность.

Вот, оказывается, какая у тебя основная специальность, навигатор, подумал я, — а всё остальное, так, по мелочам?

Зиньковский поблагодарил её кивком головы за проявленное корпоративное чувство и продолжил.