Дин Кунц - Тихий уголок [litres]

Он обошел ванную по стенке, вместо того чтобы избрать прямой путь – опирался о раковину, о ручку душевой кабины, о полотенцесушитель, а потом ухватился за ручку двери.

Джейн отступила в комнату. Она не держала пистолет в двух руках, потому что не видела в нем угрозы и хотела, чтобы он знал об этом. Его разум представлял собой поле, покрытое пеплом, надежда почти совсем оставила его. Но под пеплом еще тлели горячие угли, и любой признак того, что она все еще уважает его как противника, мог бы раздуть из этих углей пламя.

– Я должен посидеть с минуту, – сообщил он, отойдя от двери, и поплелся к кровати.

– Если хочешь посидеть рядом с тумбочкой, где лежит «смит-вессон», то его там больше нет. – Она показала на стул с прямой спинкой, тот, который отшвырнула ногой на туалетный столик, только теперь он стоял посреди комнаты. – Можешь посидеть на нем, пока не станет лучше.

– Да пошла ты, сука.

– Фу, как некрасиво.

– Пошла вон.

– Ну что за подростковый гонор. Послушал бы ты себя.

– Я себя прекрасно слышу.

– Ничего ты не слышишь. И наверное, никогда не слышал.

– Ты просто давалка с пистолетом.

– А ты кто?

– Мне не нужно нигде сидеть.

– Так покажи, где у тебя сейф, крутой парень.

– В гардеробной.

– Скорее всего, за зеркалом, – сказала она.

– Тебе все известно, да?

– Не все.

Просторная гардеробная имела футов пятнадцать в ширину и двадцать – в глубину. Одежда висела на вешалках, за дверями, все остальное лежало в ящиках разных размеров. В центре стояла обитая тканью скамейка для надевания носков и туфель. Между двумя шкафами располагалось зеркало, вделанное в заднюю стену.

Джейн дала ему подойти к зеркалу, а затем вошла в гардеробную. Наблюдая за ее отражением, он увидел, что она взяла пистолет обеими руками.

– Собираешься стрелять мне в спину?

– Не исключено.

– Настоящая женщина.

– Хочешь меня взбесить?

– Если я покойник, то и ты тоже.

– Хочешь сказать, что у тебя есть друзья, которые не успокоятся, пока не найдут меня и не отрежут мне голову?

– Поживем – увидим.

– Ни один из твоих друзей, Билли, тебе не друг.

– Зеркало, зеркало на стене.

Зеркало скользнуло вбок и исчезло за соседним шкафом, явно реагируя на команду из четырех слов и, возможно, на определенный тембр голоса.

Теперь Овертон стоял перед сверкающей панелью из нержавеющей стали. Подавшись вперед, он приложил правый глаз к круглой стеклянной линзе, вставленной в металл. Рисунок сетчатки глаза у каждого человека, как и его отпечатки пальцев, неповторим.

Джейн услышала звук отпирающихся замков, и металлическая панель с пневматическим звуком отъехала к потолку.

– Вот твои деньги. Ты столько в жизни не видела.

Туловище Овертона не позволяло ей увидеть содержимое сейфа.

– Пятьсот тысяч баков.

Он потянулся в сейф – может быть, собирался взять пачку денег.

– Не смей, – сказала она.

Овертон начал поворачиваться налево, прижимая к телу связанные руки. Он думал, что делает это быстро, – предполагал, что она думает о полумиллионе долларов.

Джейн сказала «не смей», но он не послушался, и при этом двигался настолько медленнее, чем рассчитывал, что когда первая пуля вошла в его тело слева, пониже руки, он рефлекторно выстрелил в дверь шкафа, повернувшись лишь на девяносто градусов, а не на сто восемьдесят, как ему казалось. Во время учебных стрельб в Академии, после нескольких недель упорной накачки мышц, Джейн могла правой рукой нажимать на спусковой крючок учебного пистолета девяносто шесть раз в минуту – больше нормы, которую требовал инструктор. В схватке не на жизнь, а на смерть слабая рука может быстро стать рукой мертвеца. Контрольный выстрел, прозвучавший менее чем через секунду после первого, изменил форму головы Овертона, мгновенно пресек его бесконечные козни и уложил на пол.

Овертон стрелял из «Зиг Зауэра P226 X-6» с магазином на девятнадцать патронов, изготовленного по специальному заказу. Выстрел, раздавшийся в тесном помещении гардеробной, был оглушающим. Даже пистолет Джейн, снабженный глушителем, звучал здесь куда громче, чем в более просторных помещениях или под открытым небом. Но она не сомневалась: ни один из трех выстрелов не был слышен за стенами крепкого дома.

С учетом числа нажитых им врагов, а также отличительных черт его друзей, адвокат, скорее всего, припрятал оружие по всему дому – в укромных, но легкодоступных местах. Сейф представлял собой миниатюрный арсенал: дробовик двенадцатого калибра с пистолетной рукоятью, два револьвера, еще один пистолет, в дополнение к тому, из которого Овертон надеялся убить Джейн.

Автоматическим кольтом калибра .45 Овертон предпочел не пользоваться. Это оружие, с выгравированным на рукоятке названием одного из лучших магазинов в стране, сразу же привлекло внимание Джейн. Пистолет явно подвергся полной переделке, получив в числе прочего ночной прицел. К револьверу прилагался глушитель.

Если бы револьвер использовался в деле, Овертон избавился бы от него. Пожалуй, он мог послужить заменой для «хеклер-коха», из которого было совершено уже два убийства. Убийства в целях самообороны, оба неумышленные, – но даже если все обернется удачнее, чем рассчитывала Джейн, она вовсе не хотела проводить десять процентов оставшегося времени своей жизни в суде, выкладывая доводы в свою защиту.

Среди дорогих сумок и чемоданов Овертона нашлась кожаная сумка на молнии, в которую Джейн положила кольт, глушитель и две коробки патронов. И смартфон адвоката.

Насчет полумиллиона Овертон соврал. В сейфе оказалось сто двадцать тысяч долларов. Двенадцать пакетов в банковской упаковке, в каждом – десять тысяч. Деньги она тоже положила в сумку.

Еще раньше она подметила, что камеры наблюдения имелись только на первом этаже и в коридорах второго. Каждая крепилась к потолку за пластмассовым колпаком и была оснащена функцией ночного видения.

Джейн подумала, что записывающее устройство, вероятно, находится в сейфе. Но его там не оказалось, как и в гардеробной. После пятнадцатиминутных поисков в местах, казавшихся подходящими, она открыла запертую дверь в гараже, используя один из ключей со связки Овертона. За дверью оказалась кладовка, где стоял шкаф с записывающим устройством. Джейн извлекла из него диск, рассчитанный на тридцать дней записи; по истечении этого срока начиналась новая запись, поверх старой. Диск она тоже положила в сумку, где лежали деньги и пистолет.

Перед тем как войти в дом в первый раз, она надела черные перчатки с серебряными швами. Перчатки она не снимала, значит и отпечатков нигде не оставила.

Она не пила ни из одного стакана, не пролила ни капельки крови, не оставила ничего, что позволило бы легко вычислить ее по ДНК. Конечно, она потеряла в доме несколько волосинок, но криминалистам еще нужно их найти, а это совсем не так просто, как в кино.