Макс Ридли Кроу - Сага о героях. В поисках Пророка. Том I

– Могут быть проблемы, – возразил все тот же шраванец с заметным акцентом.

– Погодите, – я не видел говорящего из-за весьма неудобного положения, в котором находился. – Я его, кажется, знаю. Это сын Мадока.

– Что ты такое говоришь?

– Да, да, это он! Он и впрямь капитан стражи. О, святой Лазериан!

– На дно его!

– Но, брат Килан!..

– Молчать!

Я понимал, что речь идет о моей судьбе. Решается простой вопрос: жить или умереть Эйрону Мадоку, и не когда-нибудь в далеком будущем, а прямо сейчас. Если бы не так сдавили горло, я бы крикнул им, что готов отправиться вместе с рабами – лучше уж с ними, чем к рыбам. Но я не мог ничего сказать, и был вынужден просто ждать.

– Тревога! – послышалось со стороны берега.

Спор затих. Солдаты оживились, засуетились люди в капюшонах, только сармантийцы, как покорные овцы, так и остались стоять, сбившись в кучку. Судя по топоту, по причалу шагало много человек. Я не знал, ждать мне избавления или новых бед. В конце концов, это могли быть рыбаки, прибывшие разобраться с гостями.

– Именем закона и Церкви, вы арестованы! – послышался голос.

Потом я почувствовал, как мое горло отпустили, и, прежде чем я успел что-либо сделать, нечто тяжелое опустилось на мой затылок. Я упал, а дальше все было словно в каком-то тумане. Я слышал громкие голоса, но не мог понять ни слова, потом – звон оружия, а потом – тишина.

В камере было тесно и воняло. Вот бы не подумал, что когда-нибудь смогу побывать в городской тюрьме. Тем не менее, этот опыт может быть полезен. Не представляю только, как именно. Голова болела, на месте удара вздулась огромная шишка. Но я был жив, и это восхитительно! Конечно, было бы лучше, чтобы эти болваны, которым я уже несколько десятков раз называл свое имя, выпустили меня отсюда, но нужно быть терпеливым. Все-таки, сидеть в вонючей камере гораздо лучше, чем плескаться в сетях со вспоротым брюхом.

Я услышал шаги и поднялся. Тут приходили только ко мне. В остальных камерах сидели сармантийцы. У них не было посетителей, и разговаривать с ними было не о чем. У них прав не больше, чем у бездомной собаки.

Я очень надеялся, что человек, который подошел к решетке, никогда не увидел бы меня в таком месте. Кажется, он постарел. Его губы были плотно сжаты, а брови сведены на переносице. Остановившись перед камерой, он кивнул сопровождающему стражнику, и тот ушел в сторону.

– Здравствуй, папа, – проговорил я, и сам услышал, как глупо прозвучали мои слова.

– Здравствуй, Эйрон, – сказал он. – Не думал, что мне придется навещать тебя в темнице.

Мог бы и не говорить. У меня и так от гордости остались лишь воспоминания.

– На тебе не было формы, когда тебя… арестовали, – в устах моего отца эта правда звучала еще более унизительно.

Но мой отец не был глупцом. Он пришел не посмеяться надо мной и не отчитать за плохое поведение. Он пришел понять и был готов выслушать. Я рассказал ему все. Ну, практически все, опустив только причину, по которой согласился подменить Ивара. Я решил сослаться на то, что хотел заработать авторитет среди стражников. Отчасти это было правдой. Когда же я поведал о происшествии на причале, отец помрачнел еще больше.

– Погоди, сын, – прервал он меня. – Ты сказал, «брат Килан»?

Я кивнул. Это единственное имя, которое я услышал, и оно врезалось мне в память. Такого лица у моего отца я не видел ни разу. Это была не злость и не разочарование. Это было то, что, как я полагал, вовсе несвойственно господину Мадоку, герою Эйнерина. Это был страх.

– Ты кому-нибудь рассказывал об этом? – негромко спросил он.

– Конечно, – подтвердил я. – И не один раз. Я надеялся, что… отец, ты в порядке?

Рональд Мадок бледнел у меня на глазах, но ему хватило сил и мужества ободряюще улыбнуться мне:

– Ничего, ничего, мой мальчик. Я вытащу тебя отсюда.

Когда он ушел, я шмыгнул носом и поспешно прикусил губу. Никогда мне не доводилось видеть отца в таком состоянии. Не понятно, что именно так его напугало, ведь его сын жив и вот-вот должен освободиться. Я дважды избежал смерти в эту ночь, и впору бы радоваться.

Не знаю, сколько времени прошло, я даже успел поспать на дырявом тюфяке, воняющем потом и соломой. Отец, как и обещал, пришел за мной. Ни на кого не обращая внимания, мы быстро покинули здание темницы. Снаружи нас ожидала карета. Сохраняя молчание, мы доехали домой. Отец пребывал в глубокой задумчивости, а я мечтал о том, чтобы помыться и сменить одежду.

– Господин Мадок, юный господин Мадок, рад вас видеть.

Я глянул на своего старого слугу. Его поблекшие глаза слезились, а руки чуть заметно тряслись. Старик совсем сдал за последнее время. Как я этого не замечал? Я не был дома сутки, а мне казалось, что прошло не меньше года.

– Вода уже нагрета и ждет вас, – сообщил он мне.

Я кивнул ему в ответ. У меня не было сил даже говорить. Помывшись и переодевшись, я лег на кровать и закрыл глаза. Мне неприятна была мысль, что необходимо отправиться в свой кабинет на площади Героев Дориона и решить вопрос с Иваром. Не знаю, что именно следует с ним сделать. Желание изрубить его на мелкие кусочки было и заманчивым, но неосуществимым. Разумнее было бы договориться с ним. Возможно, мне удастся избежать мести рыбаков, но без союзников не обойтись. О, как же я устал. Не понимаю, как отец смог столько лет прослужить, сохраняя со всеми мир? Хотел бы я научиться действовать так же: мудро, рассудительно, с достоинством.

С тяжелым вздохом я заставил себя встать, и когда распахнул дверь комнаты, обнаружил своего отца на пороге.

– Ты куда?

– На службу…

– Нет, – покачал он головой. – Оденься подобающе. Мы едем на аудиенцию к принцу.

Дворцовая площадь была украшением столицы. Десятки фонтанов и шраванская цветная плитка делали ее особо привлекательной. Но, конечно, главной достопримечательностью был королевский дворец. Он находился за забором, вдоль которого выстроилось более двух сотен королевских гвардейцев. С площади можно было полюбоваться лишь его фасадом, украшенным скульптурными изображениями. Я же знал, что это не идет ни в какое сравнение с тем, что было внутри. Кто не был во дворце Эйнерина, тому неизвестно истинное значение слова «роскошь».

Не так давно подле дворца приютилось здание церкви. Ну, «приютилось» – не совсем точное слово. Размерами оно, конечно, дворцу уступало, а вот богатством убранства – едва ли. В городе было построено достаточно церквей, но они были примером скромности, которую пропагандировали. Видимо, епископу и инквизиторам не пристало прозябать в сырых стенах. За такие мысли меня самого могли бы обвинить в бунте против церкви, но, благо, мне хватало ума оставлять размышления при себе. Я не смог пропитаться религиозным духом, поскольку отец воспитывал меня свободно, не заставляя поклоняться Пророку Лазериану, как того требовала церковь. И, тем не менее, скорость, с которой епископ распространял влияние молодой религии по Дориону и за его пределами, не могла не внушать уважения. Церковь была сильна, и с каждым днем становилась могущественнее, только слепой не заметил бы этого. Пройдет еще десяток лет, умрут те, кто помнил жизнь до появления Пророка, и легче будет стать одним из толпы верующих людей, нежели пытаться противостоять.