Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

Архаон медленно кивнул. Имя Бога-Короля, произнесенное с таким горьким почтением, ужалило его душу.

— Но он не отвечает на них, — сказал ей воин Хаоса. Вытащив из ножен из окаменевшего дерева волнистое лезвие кинжала-криса, который он снял с изрубленного тела хазагского конного вождя, Архаон бросил клинок на койку Жизель. — Тебе нужно защищаться, — сказал Архаон. — Я это вижу. Я общаюсь с проклятыми и не всегда буду рядом, чтобы защитить тебя от них. Не полагайтесь на молитвы слабым богам. Вложи их — как это делаю я — в холодную сталь. Вложи это в завещание того же самого и наберись смелости положить клинок туда, где он больше всего нужен. Архаон оглядел убогое нутро фургона. — Поспи немного, — с этими словами темный тамплиер ушел.

Но Жизель Данцигер не могла уснуть. Ей казалось, что она никогда не спала. Из уединенных монастырей Хаммерфолла ее жизнь превратилась в настоящий кошмар. Кошмар, от которого она хотела проснуться. Она увидела Либер Каелестиор в объятиях спящего отца Дагоберта. Ей было интересно, содержит ли том секреты того, что она планирует делать дальше. Такая мысль вывела ее на ледяной песок. Холодный ветер пробирался сквозь ее изодранные одежды, как руки смерти. Небо над головой было темным и тяжелым, хотя невозможно было сказать, действительно ли сейчас ночь или нет. Люди Архаона спали вокруг угасающего костра. Хрюкая сквозь собственные дурные сны. Храп. Пердеж. Она нашла то, чего не было. Рука Искавара Гана потянулась к ее грязным фалдам юбки. Курган был воткнут в землю собственными гибкими копьями. Понижение в должности, конечно. Наказание за отсутствие лидерства перед лицом небольшого восстания Бхоргла. Смерть с наступающим рассветом. Архаону нравился воин, но как его лейтенант Искавар Ган подвел его, и ему пришлось подать пример.

— Прости… — сказал воин Хаоса, когда Сестра Имперского Креста вытащила свои юбки из его окровавленных пальцев.

Жизель на цыпочках пробиралась между конечностями спящих воинов и племенников, холод и ужас мрака за пределами света костра требовали, чтобы она оставалась рядом. Кто знает, какие демонические твари прятались в тени за костром, ожидая, чтобы разорвать плоть и поглотить души. За собой на могла слышать Великую Селезенку, как это часто делал отряд, потревоженный от своего неуклюжего сна таким сумеречным демоном. Она могла представить себе лысого, толстобрюхого людоеда, выхватывающего дьявола из тени и разбивающего его собственным гневом Кровавого Бога о скалистый ландшафт вокруг, ибо Великая Селезенка не соизволила использовать оружие, кроме огромных рук, которыми одарил ее бог. Варвары-каннибалы из Хищников сегодня вечером будут хорошо питаться — животными и плотью демонов в подношении.

За костром Жизель обнаружила палатку из мамонтовой кожи, которую Мечи регулярно воздвигали для своего хозяина. Оберон стоял рядом, покусывая чахлые черные лишайники и травы, которые пытались пробиться сквозь мерзлую почву. Плоть жеребца была покрыта шрамами и свежими ранами. Он давно должен был умереть, но какая-то адская сила поддерживала его жизнь, служа своему хозяину. Архаон регулярно заставлял Дагоберта зашивать плоть лошади, как священник делал это со своей собственной. Дагоберт был швеей с неуклюжими пальцами, но рваного ремонта было достаточно, чтобы зашить и коня, и его хозяина и позволить их телам неестественно исцелиться.

У входа, где тяжелая шкура уродливого мамонта защищала от ветра и холода, сестра нашла Эйнса. Крылатый рыцарь Хаоса стоял бесстрастно в своих доспехах и шлеме-черепе. Он скрестил руки на груди и смотрел на нее с молчаливой угрозой вампира. Его костяные мечи были вложены в ножны, а крылья скрипели, когда он расправлял их, преграждая девушке проход. Девушка и убийца посмотрели друг на друга.

— Ты здесь для защиты своего хозяина, — сказала ему Жизель. — И ты думаешь, что он нуждается в защите от меня? — презрение, вызванное принужденным смехом девушки, мало подействовало на рыцаря Хаоса. — Я думаю, он сочтет оскорблением предположение, что избранные Разрушительных Сил нуждаются в такой защите. Жизель собрала волосы в беспорядочный пучок, чтобы продемонстрировать свои истинные намерения смертоносному приспешнику. Она собралась с духом и протянула руку, чтобы коснуться черного крыла существа. Она намеревалась отодвинуть его в сторону, но Эйнс медленно убрал её от себя, не желая позволить Сестре Императорского Креста ошпарить его своим незагрязненным прикосновением. С этими словами Жизель протиснулась внутрь.

Было тепло. В камине горел небольшой костер, дававший и тепло, и слабый свет. Доспехи Архаона украшали стойку, сделанную из скелета увядшего и искривленного кустарника. Его щит и меч крестоносца Терминус тоже лежали там, зигмаритский клинок мерцал в мучительной агонии. Призрачное пламя больше не танцевало на его вырезанной на поверхности комете, как это было, когда темный храмовник держал оружие в своих ненавидящих Бога-Короля руках. Архаон был завернут в кучу мехов у огня. Жизель подошла. Она чувствовала, что не вполне контролирует свои собственные движения. Она опустилась на колени. Она вытащила крис из окаменевших ножен и подняла его над холмиком. Клинок мерцал в свете костра, дрожа в руках девушки. Сестра затаила дыхание. Снова и снова она пыталась подавить его. Снова и снова змеевидное лезвие останавливалось на ямочках на мехах. Она с усилием выдохнула и швырнула нож рядом со спящим воином Хаоса.

— Что я делаю? — Жизель зашипела про себя. — Кем я становлюсь? Благословенный Зигмар, прости. Я не знаю, что со мной происходит.

Оставив клинок греться у огня, она отодвинула слои мехов в сторону, чтобы присоединиться к Архаону под ними. Она нашла только еще больше мехов.

— Ты пришла, чтобы вернуть мне его?

Голос Архаона был повсюду. Жизель обернулась и прищурилась. Он стоял на коленях в тени палатки, за костром, где глаза Жизель изо всех сил пытались поймать его. — Может быть, чтобы вложить его мне в сердце?

Жизель испуганно обернулась. Ее пальцы скользнули вниз по мехам и вернулись к крису. Архаон выпрямился во весь рост в полумраке шатра. Он был полон мрачной меланхолии и физической доблести. На нем была только повязка на глазу. Плоть темного темплара была одновременно уродливой и впечатляющей. Ужасные синяки. Заплатки из старых шрамов. Свежие раны — некоторые зашиты, некоторые прижжены, некоторые еще не перевязаны. Черная паутина разложения тянулась из его разрушенного глаза в восьмиконечной звезде его Темных Богов, проходя под кожей его лица, как татуировка какого-то дикаря. — Почему ты здесь, девочка? — спросил Архаон. — Поцеловать меня или убить?