Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

— Ты попыталась снова, — сказал Архаон, почти про себя. Это была небольшая рутина, к которой пара привыкла. Время от времени девушка пыталась покончить с мужчиной, чья судьба заключалась в том, чтобы покончить со всем остальным. Как и следовало ожидать, она потерпела неудачу, и неудача заставила ее задуматься о том, чтобы покончить с собой. Огонь и упрямство ее юности, однако, не совсем покинули ее, и в последний момент — за мгновение до того, как крис сделал самое худшее — Жизель нашла в себе силы вытащить лезвие из того места, где оно рассекло ее нежную кожу. Архаон опустился перед ней на колени.

— Твой Бог-Король делает это с тобой, — сказал темный храмовник. — Ты чувствуешь безнадежность его неудачи. Оставь его, как он бросил тебя.

— И молиться твоим ужасным богам? — спросила Жизель с остекленевшими глазами.

— Нет, — сказал Архаон. — Потому что у меня их нет. Пусть силы тьмы благоволят мне, если захотят. Пусть они одолжат мне свою силу и черпают силу из моих побед, если они этого хотят. Ты не увидишь, как я преклоняюсь перед ними на коленях, как я преклоняюсь перед тобой сейчас. Все боги непостоянны. Не верь в них. Я не верю. Верь столько, сколько нужно, или не верь вообще. В конечном счете, единственное, во что ты действительно можешь верить, это в себя.

— Ты служишь богам Хаоса…

— Они служат сами себе, — сказал Архаон. — Как и я. Этот мир не подходит ни для человека, ни для бога. Империя и народы древности, экзотические земли за ее пределами и даже здесь — жестокие Пустоши. Все рухнет и все сгорит для меня. Я буду Владыкой Конца Времен. Предвестник гибели для всех — людей и бога — ибо в мире убитых, где нет людей, дикарей, древних древних рас, чтобы молиться им и воздвигать их храмы, что станет с этими богами, их героями и их демонами?

Архаон увидел, как Жизель кивнула, пусть даже совсем чуть-чуть. Архаон встал, схватил девушку за меха и притянул ее к себе. Они поцеловались. Это было нежно. Даже мягко. Затем он толкнул ее, выдернув ее обнаженное тело из мехов и уложив обратно на кровать. Это игривое движение вызвало у Жизель смех. Это было подавленно и одиноко, но он впервые услышал искреннюю радость из уст девушки. В мире мерзких угроз, криков и грома это было приятно для слуха. На мгновение они могли бы быть молодыми любовниками, служанкой и фермером, целующимися в сарае, или дровосеком и его женой, наслаждающимися простой и довольной жизнью. Когда Архаон собрал меха вокруг себя, смех Жизель замер, а ее улыбка исчезла. Они не были молодыми любовниками или любителями простой жизни. Они были тем невообразимым ужасом, которого боялись такие люди. Они были концом такой жизни. Они были смертью для тепла, привязанности и любви — тех самых вещей, ради которых жили другие люди.

У Жизель кровь застыла в жилах. Ее сердце словно окаменело. Она начала что-то говорить Архаону, но темный храмовник ушёл.

Снаружи было светлее, чем обычно. Армия Архаона уже несколько недель продвигалась на юг, и воин Хаоса начал чувствовать, как темная внутренняя часть континента отступает. Потребовалось мгновение, чтобы глаза Архаона привыкли к ослепительному блеску льда. Армия расположилась лагерем на леднике Айсарнагга — льдине, извивающейся среди извилистого ландшафта Пустошей и спускающейся в самые северные сторожевые земли Наггарота. Здесь дручии — или темные эльфы, как описывали их те, кто пережил несчастье встречи с их видом — защищали свои злые земли линией пронзающих небо сторожевых башен, охватывающих весь континент. Не проходило и дня без того, чтобы сумасшедший, отряд или племя мародеров не испытывали несокрушимую решимость эльфов. Однако дручии жили ради убийства. Они были организованы, укреплены и не впечатлены ужасами, которые пришли с севера. Даже самые решительные вторжения Хаоса — с горами железа и злобы, наводненными Разорительными дегенератами — не увенчались сколько-нибудь длительным вторжением в Страну Холода. Леденящий дух темных эльфов и их извращенных колдунов не допустил бы этого. К счастью для Архаона, ему не нужно было завоевывать Наггарот — по крайней мере, пока, ни с армией под его нынешним командованием. Время темных эльфов придет. С полмира в огне и с Архаоном, командующим легионами зла, земли дручии падут, как и всем было суждено. Но не сегодня. Сегодня для завоевания их ледяного царства требовалась скорее экскурсия, чем вторжение.

Палатки Архаона — укрытия из мохнатого бивня мамонта и шкуры — были передвижными и установлены на деревянной платформе. Платформа покоилась на наборе резных деревянных лезвий, похожих на сани, которые прорезали лед и которые тащила упряжка черных шерстистых носорогов. Палатки включали в себя несколько комнат, в том числе собственные покои генерала, принадлежащие Жизели и отцу Дагоберту соответственно, конюшню с бивнями для коня Архаона Оберона и скинию для собрания его военачальников. Скиния также включала в себя небольшое святилище Разрушительной Звезды, хотя темный храмовник не заботился об этом, предпочитая умиротворять демонических божеств Пустошей только тогда, когда это было необходимо, и через пролитие вражеской крови.

Собаки лаяли. Неподалеку Эскофье кормил своих гончих. У безумного бретонца был мешок, полный костей — туша какого-то зверя, которого он убил ночью. Эскофье специально держал роящуюся стаю боевых псов голодной. Он понятия не имел, когда Архаон призовет его и его истощенных монстров. Он держал их вечно голодными. Всегда готовых разорвать врагов Архаона — а иногда и его своенравных союзников — на части по приказу военачальника. Похороненный в лохматой куче собачьих шкур, кишащих блохами, которые защищали от холода собственные кости бретонца, Эскофье двигался среди стае. Тощие звери были сплошь когтистыми, с вытянутыми губами и слюнявыми челюстями, и вожаку стаи приходилось отбиваться от них костями, которыми он их кормил. Собаки шумели, но Архаон велел Эскофье выставить их поближе к своей палатке. Не раз ворчание и щелканье прожорливых гончих предупреждали военачальника Хаоса о незваных гостях, приближающихся к палатке.

Однако у Архаона уже была защита. Обернувшись, он увидел Цвая и Драя, взгромоздившихся на кончики бивней шатров из лохматых шкур, как пара черных хищников, расправляющих крылья и наблюдающих за своим хозяином, пока он спал. Фитч, горбатое существо с веретнообразными конечностями, служил и шкурником для поезда носорогов, и конюхом для вьючных животных, включая Оберона. Только что подоив косматых зверокоров и вернувшись с ведром подозрительно пахнущей продукции, Фитч плеснул жидкость в деревянную чашку для Архаона.

— Хозяин, — сказал Фитч, отводя глаза и низко опустив голову. Он протянул свою длинную руку и предложил чашу воину Хаоса. Архаон взял напиток, позволив Фитчу удалиться от него и заняться своими делами с несчастными, истерзанными кнутом животными. Архаон хотел выпить молока, но его нос подсказал ему, что с ним что-то не так, и он выплеснул его на лед и слякоть. Его армия расположилась лагерем вокруг убежища. Когда пара воинов в мехах и шипах проходила мимо, они заметили своего военачальника, стоящего у костяных перил, которые огибали платформу с шатрами.