Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

К тому времени, когда он прошел над Наковальней Богов, где выковывались темные герои, а горные хребты Зубов Проклятия и Пики Аркханга сражались за господство в небесах, Архаон командовал значительной силой. С могучей армией, состоящей из чемпионов богов Хаоса, жаждущих славы воинов, объединенных боевых отрядов и соплеменников адского севера, Архаон пересек невозможности Бездонной Равнины. Он испытал мужество своих людей на великом собрании, известном как Войны Бездействия, сражался между колоссальными черными стенами звездообразных зиккуратов и внутри них, которые пронизывали землю и возвышались над пропитанной кровью землей Пустошей. Его воинство было почти сожжено заживо в глубоком замороженном Бассейне Канкгари, прежде чем предстало перед Золотой Ордой дикого Чи-Ана, Культами Змей Ту-Кара и бесплотными военачальниками мародера Иня.

Всё, что делал Архаон, это сражался с меньшими существами мира: либо как генерал, либо как клинок с окровавленным клинком, или спал. Он отдал все свои силы, чтобы пробиться через искаженный ландшафт Пустошей. Когда ты не знаешь, где находишься, когда ты не знаешь времени суток — не говоря уже о неделе, месяце или годе — прогресс был всем. Архаон продолжал сражаться. Безумие Царства Теней было его наставником; убийственные намерения его бесчисленных врагов — его учителями. Он многому научился в бою и в смерти. Как рыцарь слабого бога, облаченный в защитную броню, он был экспертом в обращении с широким мечом и щитом; верхом или лицом к лицу. В Пустошах он пришел к пониманию ограничений такой силы, такой техники и практики. Он узнал больше, чем мог себе представить в Пустошах, потому что должен был. Он научился быть смертоносным с луком и арбалетом, а также уверенным метателем дротика и копья. Он поставил своей целью овладеть каждым экзотическим оружием, используемым в неудачных попытках покончить с ним, и приобрел скорость и ловкость, необходимые для уклонения от атак, а не для того, чтобы доверять их неудачу своим броне и щиту. Терминус был его постоянным и мучительным спутником, но Архаон научился новым способам владения оружием — немыслимым приемам и обращению, которым научился у варварского Кургана, воина-хунга и проклятых спутников старших рас. Архаон даже научился убивать и защищаться без оружия — рукой и разумом, изучая как восточные секреты смерти с пустыми руками, так и манипуляции со странными энергиями Пустошей вокруг него в форме основных защитных оберегов. Он научился убивать с непринужденным мастерством — не только вульгарным обезглавливанием, отсечением конечностей или колющей бойни, которую он приобрел в рыцарских орденах. Он узнал точные уязвимые места человека, зверолюдей, воинов других рас, монстров и демонов.

Когда усталость или травма наконец отправляли его в постель, сон его был прерывистым и лихорадочным. Его плоть то нагревалась, то остывала до состояния льда. Иногда он отсутствовал целыми днями или в других случаях просыпался с испуганным ревом, беспокоя Жизель, когда она уютно устраивалась рядом с ним, или других, которым снились кошмары о лагере. В этом не было ничего необычного. В Пустошах — так близко к адской тьме мира — всем снились ужасные существа, пытающиеся проникнуть в их сознание и полакомиться их душами.

Для Архаона кошмар был еще более интенсивным и становился все более страшным по мере того, как они продвигались на запад. Это не был сон или какое-то фантастическое представление об уязвимости. Это не было работой колдуна или адского слуги Сил Хаоса. Это была даже не та тьма, которую он всегда носил с собой, бурлящая под поверхностью его понимания. В этом не было ничего утонченного. Это не были исследовательские мысли темного разума. Это было мощно. Подавляюще. Это было что-то другое. Что-то хищное преследовало его душу. Что-то невообразимо древнее. Порождение бездонного зла. Смерть колоссального сердца. Громоподобнейший дрожащий рокот адского горла. Существо дикой природы, находящееся в состоянии войны самого с собой. Бурлящее переменами, но всегда одно и то же. И чувствующий, и бесчувственный. Его присутствие, казалось, давило на его собственное. Ужасно, но Архаон оказался в сознании чудовища в той же степени, в какой оно проникло в его собственное. Это всегда было одно и то же. Он был пойман в ловушку чего-то опасного и чуждого. Похожая на утробу тьма, похожая на бездну. Адское дерьмо, от которого его тошнило. Ощущение пребывания в разуме, диком и первобытном, искаженном до звериного безумия. Шипение невидимых смертоносных существ, преследующих его, как убийственные мысли, в темноте. Иногда они находили его, и Архаон приходил в сознание с ревом. В другое время они преследовали бы его в течение нескольких дней, сквозь липкую лихорадку, от которой воин Хаоса не мог проснуться. Ужасы Пустошей, уродливых людей, монстров и демонов не внушали Архаону особого страха по сравнению с тем, что ждало его за повязкой и закрытыми веками.

Архаон проснулся. Он резко вдохнул. Он сморгнул темноту с глаз. Глухой стук чудовищного сердцебиения сошел на нет, и скрежет и грохот его темной тюрьмы затихли. Он был прохладным и липким, несмотря на тепло костра в палатке. Лаяли собаки.

— Тебе приснилось, — сказала Жизель. Девушка сидела за импровизированным столом у камина, завернувшись в мех. Как обычно, она не могла смотреть на него. Сестра Императорского Креста носила маску отвращения и самобичевания. — Ты издавал странные звуки.

— Как долго я спал? — спросил Архаон.

— Около суток, — ответила Жизель. — Кто может сказать здесь, сколько?

Архаон пощупал свою шею. Она была мокрой. Из крошечной порезки на его горле текла кровь. Он встал и обошел вокруг костра.

— Ты попыталась еще раз, — сказал Архаон. Жизель все еще держала свой крис в руке. Она выковыряла символ на грубом дереве стола. Комета с двумя хвостами. Комета, возвещающая о рождении Зигмара. Архаон взнуздал коня. Гравюра вызвала у него жуткую дрожь.

— Пыталась, — сказала Сестра Императорского Креста. — Потерпела неудачу.

Он потянулся к подбородку Жизель, приподняв его пальцем. Она мгновение смотрела на него, а затем отвела взгляд. Похоть — даже любовь — исчезла с ее лица. Архаон был судьбой всего мира. Его взгляд горел мрачными судьбами, которые должны были произойти. Он сровняет с землей древние земли. С его рук капала бы кровь целых рас. Он приведет богов к вымиранию. Он был очарователен… и отвратителен. Жизель не могла смотреть на него. Архаон приподнял ее подбородок. То, что осталось от ее молота Зигмара, болталось у нее на шее. Архаон обнаружил, что рычит на священный предмет. Однако над цепью — точно так же, как и над его собственным горлом — воин Хаоса обнаружил, что зазубрины и кусочки лезвия слегка танцевали по плоти.