Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

Архаон резал, рубил, колол и рубил себе путь сквозь безжалостный натиск кошмаров. Они истекали ихором и хрустели разбитыми панцирем и костями, пока Архаон сражался с ними. Он видел, как они скользят и ползут на него, думая, что он слеп к их приближению; что он легкая добыча. Истощенные существа глубин заплатили за свои жестокие инстинкты. Архаон бросил их уродство в темный свет своего существа. Он повернулся со скоростью и кровавой уверенностью, отрубая когти, щупальца и злобные конечности у зверей, которые, в свою очередь, были беззащитны без них. Темный храмовник хоронил Терминус в мрачной, рыбьей плоти морских чудовищ вокруг него, вскрывая зверей и наполняя сырой воздух отвратительным запахом глубин. Вскоре Архаон вступил в бой с чудовищами, убивая искривленных, чешуйчатых и шипастых, когда они питались на пиру мертвых чудовищ вокруг воина Хаоса. Хищные существа пировали на зловонной плоти друг друга, позволяя Архаону проходить сквозь них, без разбора уничтожая зверей, потерявшихся в своем собственном обжорстве.

Он стоял в густой темноте, а его нагрудник поднимался и опускался от усилий, направленных на то, чтобы нанести смертельный удар. Архаон остановился. Соленая кровь капала с его брони, и куски липкой плоти стекали с Терминуса. Мелководье собралось вокруг него, когда ледяные воды поднялись по скальным основаниям плавучей крепости и затопили системы пещер, которые пронизывали ее плавучую архитектуру. Когда бойня погрузилась в ледяные воды, чудовища отступили. Их стихия взывала к ним — как и свобода — и они чувствовали запах более легкой добычи, бьющейся и истекающей кровью в водах за пределами пещер. Смыв ихор со своих доспехов и щита, Архаон вложил оружие в ножны, взвалил его на плечо и начал подниматься. Он был уверен, что его добыча находится в темной цитадели наверху. Каждая скала, опора для рук и выступ приближали его к ней.

Мучительное восхождение привело его по скалистым стенам полуночных покоев, через заброшенные гроты сбежавших монстров и вверх по бездонной шахте, которая извилисто прокладывала себе путь через другие системы пещер и чернильные просторы открытых пещер. Подъем был убийственным. Скала была похожа на взбирающийся обсидиан. Все края были острыми, а поверхности жирными. Снижения были головокружительными — даже в темноте — и воину Хаоса пришлось рисковать, совершая тяжелые прыжки веры через острые, как бритва, пропасти, которые он едва мог видеть.

Когда его тело уже горело от бесконечного напряжения подъема, руки Архаона ощутили разрушающуюся архитектуру обработанного камня. Она была древней и разваливалась в его пальцах. Ему не хватало искривленной угловатости пещерной скалы внизу, и вскоре темный храмовник оказался в разрушенном фундаменте цитадели дручии. Оглядев неосвещенные окрестности и забравшись на ненадежный выступ, Архаон обнаружил, что находится в подземелье, из которого провалилось дно. Камни вокруг стен подземелья — те, на которых в изнеможении сидел рыцарь — были единственными, что остались. Что-то сразу же привлекло внимание Архаона. Дверь из черного металла в противоположной стене. Взгляд воина Хаоса был прикован не к истлевшему металлу древней двери или разбитому камню вокруг нее. Между дверью подземелья и полом Архаон мог видеть темный свет, который не был его собственным. Могущественное зло таилось в проходах и камерах за ними. Одно настолько мощное и всепроникающее, что его тьма отражалась от стен и по углам лабиринта, в котором он находился, как свет и жар ослепляющего ада.

Встав и осторожно обходя расшатанные каменные плиты по краю комнаты, Архаон оказался перед входом. Он чувствовал темное сияние сквозь металл двери, хотя сам металл был прохладным. Упершись бронированным плечом в древний металл, Архаон навалился на дверь. Ему не откажут. Не так близко от его приза. Не так близко к Алтарю Абсолютной Тьмы. С некоторым удивлением темный храмовник прошел прямо сквозь дверь. Дверь темницы не открылась. Его замки были тверже в своей решимости, чем конструкция двери, и черный металл распался вокруг воина.

Стряхнув с себя осколки иссохшего металла, Архаон поднял перчатку, чтобы прикрыть глаза. Даже в коридоре из простого черного камня — как и во многих других, составлявших подземелья Цитадели Злобы — Архаон обнаружил, что блеск тьмы ослепляет. Стены были пропитаны явной злобой сокровищ, содержащихся в лабиринте. Его темный свет отражался от пола, камня и стен. На него было больно смотреть. Он закрыл глаз, но это не имело никакого значения. Не было никакого ослепляющего света, который можно было бы блокировать закрытым веком. Глазница его второго глаза, покрытая черной кожаной повязкой и находящаяся внутри шлема, не могла быть закрыта от такого чуда. Он видел тьму всего мира. Истина, которую нельзя было увидеть, чтобы в нее поверили. Осколок камня в его черепе пустил кровь своим деформирующим потенциалом по всему разуму воина Хаоса. Из груди темного храмовника вырвалось рычание. Что-то дикое и звериное. Подобно еде, питью, физическому удовлетворению или дыханию, Архаон нуждался в запредельном зле. Оно пело ему, проникая в его существо своей разрушающей мощью. Он жаждал этого. Он вожделел этого. Он начал понимать, что без этого он просто умрет.

Несмотря на то, что он был ослеплен, Архаон почувствовал движение в забытьи. Он проворчал варварское признание врага. Много врагов. Лабиринт кишел горбатыми, измазанными в плоти, неуклюжими, с клыкастыми лицами и лицами, которые были насажены на их собственные кости. Здесь были дручии. Рабы. Несчастные, захваченные Злобой и неестественной бурей. Жалкая армия негодяев, которую оставил позади Дравик Вейн. Опустошенные души остатков корсаров темных эльфов и легиона рабов Цитадели. Теперь они знали только о верности алтарю. Алтарю Абсолютной Тьмы, который Вейн нашел и перевез через океан для своей властолюбивой Королевы Ведьм. Его разлагающее влияние распространилось по всем палубам подземелий, пещерам внизу и башням экипажа наверху. Это привлекло их всех к нему. Это сделало из них безмозглых послушников, вывело их разум за пределы разврата и привело к неведомой жестокости забвения. Обнаженные в своем варварстве, с кожей, обесцвеченной до прозрачности темнотой, они знали только, что в лабиринт вошел незваный гость. Что незваный гость представлял угрозу их обжигающему разум святилищу. Что незваного гостя нужно было разорвать на части. Стеная там, где еще позволяли рты, троглодиты шатались и натыкались друг на друга, загромождая проходы своим уродливым количеством.

В отличие от армии несчастных, роившихся вокруг него, Архаон хмыкнул с грубым намерением. Ему нужно было убивать. Им нужно было умереть. Было мучительно удерживать в своей голове тот простой смысл, который он вкладывал. Архаон нарисовал Терминус. Любая оставшаяся сущность намерений Короля-Бога в отношении клинка исчезла. Он был навеки загрязнен. Как и Архаон, он перековывался в огненном темном свете. Подобно печи, лабиринтное святилище, в котором находился Алтарь Абсолютной Тьмы, пылающее бездонным сиянием безупречного зла, переделывало их обоих. Клинок крестоносца больше не горел мучениями от своего благочестивого служения. Меч был окутан кровавым пламенем. Он кипел в тишине. Он отдал себя — свое режущее острие, нецензурную брань своего навершия и поднятую улыбку своего перекрестного стража тьме, с которой он когда-то сражался. Лезвие повернулось. Архаон улыбнулся своему оружию. Это перешло в безумие смертельно пьяной ухмылки.