Гэв Торп - Предъявление обид [ЛП]

Оказавшись внутри замка, гномы быстро справились с боем. Десятки людей были убиты обрушением башни и стены, и те, кто остался, были потрясены и не могли противостоять тяжелобронированному разъяренному воинству, которое хлынуло через брешь в стене. Многие вскинули руки и бросили оружие, сдаваясь, но гномы не проявили милосердия. Это была не война, это было убийство по Обиде, и пощады не будет.

Хенгрид ворвался в ворота вместе с Драном, разбив рыцарей, после чего защитники сдались в большом количестве. Толпы женщин и детей теснились в грубых хижинах внутри стен, крича и моля Зигмара об избавлении. Армия гномов окружила их, обнажив оружие. Барундин уже собирался дать сигнал к началу казни, когда из разбитых ворот донесся крик.

— Придержите оружие! — приказал голос, и Барундин, обернувшись, увидел Теоланда верхом на боевом коне, с пистолетом в каждой руке и опущенным забралом. — Битва выиграна, поднимите оружие!

— Ты смеешь командовать королем Барундином из Жуфбара? — проревел Барундин, пробиваясь сквозь толпу гномов к молодому дворянину.

Теоланд направил пистолет на приближающегося короля, его рука была тверда, как скала.

— Тело барона Обиуса Вессала лежит за этими стенами, — сказал он. — Теперь это мой народ, мои подданные, которых я должен защищать.

— Встань против меня, и твоя жизнь будет потеряна, — прорычал Барундин, поднимая Ворчуна, чьё лезвие было залито кровью, а руны, начертанные на металле, дымились и шипели.

— Если я этого не сделаю, то моя честь будет потеряна, — сказал Теоланд. — Какой же я буду вождь, если позволю убивать женщин и детей? Я скорее умру, чем буду стоять в стороне и позволять вам такое.

Барундин хотел было ответить, но что-то в голосе мальчика заставило его остановиться. В нем была гордость, но с оттенком сомнения и страха. Несмотря на то, что Барундин твердо держал прицел, он видел, что Теоланд напуган, даже в ужасе. Храбрость юноши сильно поразила Барундина, и он оглянулся, чтобы увидеть плачущих женщин и детей, сгрудившихся под тенью северной стены, а также тела их отцов и мужей вокруг них. И в этот момент его гнев иссяк.

— Ты храбрый человек, Теоланд, — сказал Барундин. — Но ты еще не командуешь армиями Конлаха. Ты стоишь один, и все же ты хочешь сбить меня с толку.

— Я барон Конлаха, — ответил Теоланд. — Мой дядя лежит мертвый, убитый моим мечом.

— Ты убил родича? — спросил Барундин, снова начиная злиться. Для гномов это было серьёзным преступлением.

— Он собирался приказать армии напасть на вас, — объяснил Теоланд. — Он хотел уничтожить вас, как только вы прорвались бы в Удерстир. Я сказал, что это было бы безумием и смертью для всех нас, но он не слушал. Мы стали бороться, я выхватил меч и зарубил его. Он не был хорошим правителем.

Барундин не знал, что ответить. То, что он теперь в долгу перед мальчиком за спасение жизней гномов, не подлежало сомнению, но он был врагом и убийцей сородичей. Смешанные чувства отразились на лице короля. В конце концов он опустил Ворчуна и посмотрел на молодого барона.

— Ты отдашь долг Вессалов? — спросил король. — Половину содержимого сундуков и тело Сайласа Вессала будут переданы мне?

Теоланд убрал пистолеты в кобуру и спешился. Он поднял забрало своего львиного шлема и протянул руку.

— Я буду чтить их долг, как ты чтишь людей, которых можешь спасти, — сказал Теоланд.

Барундин отдал приказ войску позволить женщинам и детям покинуть замок, и они сделали это быстро, плача и крича, указывая на павших близких, некоторые бежали, чтобы в последний раз обнять или поцеловать мертвого отца, сына или брата. Вскоре замок опустел, если не считать гномов и Теоланда.

Вошел еще один всадник, неся труп поперек седла своей лошади. Он швырнул его к ногам Барундина.

— Обиус Вессал, — сказал Теоланд, опрокидывая тело на спину. Мужчина был средних лет, в его черных волосах пробивалась седина. Его нагрудная пластина была разорвана почти пополам ударом топора, обнажая раздробленные ребра и разорванные легкие. — Сайлас Вессал лежит в склепе под замком. Там же мы найдем сокровищницу и твое драгоценное золото.

— Отведите меня туда, — приказал Барундин.

Вдвоем они вошли в боковые ворота замка и, взяв со стены факел, Теоланд повел короля гномов вниз по винтовой лестнице в недра замка, мимо винных погребов и оружейных складов. Это был дом его предков, от которого многие поколения отказывались, и он хорошо знал его тайны. Он нашел потайную дверь в сокровищницу, неуклюже скрытую от глаз Барундина; он увидел слабые соединения в каменных стенах сразу же после входа в сводчатый подвал.

Сама сокровищница была маленькой и едва ли достаточно высокой, чтобы Барундин мог встать. В свете факела было видно с полдюжины сундуков. Барундин вытащил одного из них на открытое место и срезал замок лезвием Ворчуна. Откинув крышку, он увидел серебро, но там были и золотые монеты, помеченные короной Стирланда. Он взял монету, понюхал ее и попробовал кончиком языка. Ошибки быть не могло, это было золото гномов, то же самое, что так давно очаровало его отца. Он взял пригоршню монет и с улыбкой пропустил их сквозь пальцы.

Единственный светильник освещал комнату, его желтый свет отражался от содержимого сокровищницы Барундина. Кольчуги и громриловые нагрудники свисали со стен, сверкая серебром и тускло-серым. Тисненые золотом топоры и молоты, пряжки ремней и шлемы мерцали ярким теплом, окутывая короля ореолом богатства.

Он сидел за своим письменным столом, отсчитывая содержимое пятнадцатого сундука с сокровищами, принадлежащего королю. Он взял монету и понюхал ее, наслаждаясь ароматом золота. Он хорошо помнил эти монеты. Хотя теперь на них была руна короля, когда-то это были императорские короны, взятые из сундуков Вессалов Удерстира. Переплавленные и очищенные ювелирами Жуфбара, они теперь были любимцами Барундина среди всего его огромного богатства. Они были напоминанием о тяжелой цене, заплаченной за предательство его отца, и символом его победы и урегулирования вражды.

Он ловко повертел монету в пальцах, наслаждаясь ее весом, бороздками по краю, каждой мелочью. Присутствие такого количества золота в одном месте опьяняло, и от одной мысли об этом у Барундина кружилась голова.

Как и все гномы, его страсть к золоту выходила за рамки простой алчности; это был священный металл для его народа, добытый из самых глубоких шахт, данный гномам богом-предком Грунгни. Ни один гном не знал всех названий различных видов золота, потому что их было много. Это было обычным времяпрепровождением в питейных залах: называть как можно больше различных видов золота, или даже изобретать новые слова, и гном, который мог назвать большинство, выигрывал. Такие соревнования могли длиться часами, в зависимости от возраста, памяти и изобретательности гномов, о которых шла речь.