Елизавета Сагирова - Сбывшаяся сказка

Джуль неожиданно галопом устремился вперёд, к угадывающейся в темноте кромке водоёма. Я напряглась, но не окликнула его. А когда в тишине раздался плеск и чавканье, окончательно успокоилась – мой пёс просто хотел пить.

Какое-то время мы шли вдоль берега. А потом он начал закругляться и уходить в сторону, ЧАЭС тоже осталась за спиной. А впереди раскинулось пустое пространство, безлесная местность, полого поднимающаяся вверх. Холмы…

Я поняла, что это именно Холмы по тому, что странное серебристое свечение, рождающееся в воздухе, там, на возвышенности, было ярче и повторяло контуры аномалий. Прозрачные облака, спирали, радуги, гейзеры, кольца и туманности самых нежнейших оттенков от лимонно-золотистого до тёмно-сиреневого, создавали причудливый лабиринт уходящий вдаль, насколько хватало глаз.

- Как красиво! Невероятно! - Потрясённо шептала я, невольно ускоряя и ускоряя шаг, желая как можно быстрее приблизиться к разноцветному чуду. И жалела, что рядом нет моих спутников. Не присвистнет Кактус, не обронит слова Колотун, не матюгнётся восторженно Шухлый.

Неожиданно тоска по друзьям сжала сердце так, что я невольно остановилась и оглянулась назад. Дома Припяти уже пропали из виду, частично поглощённые серебристым полумраком, частично скрытые чёрной громадой ЧАЭС. Но я продолжала видеть город внутренним взглядом. Заросшие дворы - в земле одного из них нашёл свой последний приют Дымок. Многоэтажки, в чьих пустых квартирах, наверно, ещё долгие годы будут искать убежища отчаянные бродяги. Улицы, по которым бродить безбоязненно могут лишь зомби. И где-то среди всего этого - мои друзья, затерявшиеся в бесконечной ночи.

"Пусть у вас всё будет хорошо, отныне и всегда", - шептала я, неотрывно глядя на приближающиеся Холмы, - "Будьте счастливыми, здоровыми и богатыми, радуйтесь каждому дню, каждой ночи - их на самом деле очень мало. Дружите и любите, наслаждайтесь каждой мелочью, каждым вдохом. Я отдаю вам сейчас всё то, чему не успела нарадоваться сама. Простите меня за всё".

Холмы вырастали передо мной во всём ночном великолепии света и красок. Я мысленно искала, с чем можно было бы сравнить это зрелище, но на ум пришёл лишь гигантский праздничный фейерверк, просыпавшийся с неба и застывший над травой. Но и это сравнение было так себе.

Выходит, Северный полюс - сплошь Холмы? Неужели этим объясняется то, что никто не возвращался из этих мест? Просто Холмы, отсюда и до белорусской границы?

Я прислушалась к себе - разочарования не было. От того, что я только что поняла, Северный полюс не стал менее загадочным, и уж тем более - менее недоступным. Холмы как были, так и остаются табу для людей. И, значит, я - единственная, кто может попасть в эту часть Зоны. Жаль только - не расскажу никому о том, что здесь увижу.

В том, что мой путь лежит лишь в один конец, я не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что там, куда в конце концов приду, узнаю ответы на все вопросы, которые задавала себе лёжа без сна сегодняшней ночью. По-другому просто не может быть, ведь все дороги ведут на Север. И меня привела моя дорога.

Джуль шел впереди и остановился, когда мы приблизились к Холмам вплотную. Обернулся, дожидаясь меня. Отблески света аномалий играли на его шерсти и звёздочками отражались в глазах.

Я догнала его, положила руку на мохнатый загривок. Ветер Холмов мягко дунул нам навстречу, донеся знакомые запахи сухой травы, тёплой земли, озона и ещё чего-то, чего я никогда не могла понять.

Джуль первым вошёл в лабиринт светящихся аномалий. Я лишь чуть-чуть отстала от него, в последний раз оглянувшись назад, где далеко-далеко, за горизонтом, за тройной линией Периметра остался не принадлежащий мне более огромный мир.

И - словно камень свалился с души, увидела, как над ЧАЭС посветлело небо. Ночь кончилась. С востока на Припять надвигался рассвет.

Это было похоже на сон. Вокруг медленно перемещались и перетекали друг в друга мерцающие гейзеры, туманности, спирали, дуги и кольца. Я шла между ними и словно купалась в слоях размытых пастельных цветов, пересыпанных крохотными искорками. Выходила из салатно-зелёного, чтобы окунуться в бледно-розовый, его сменял нежнейший индиго, за ним следовал лунно-серебристый, потом прохладный голубой. Иногда встречались такие цвета, что я не могла подобрать им никакого определения, потому, что в человеческом мире их просто не существовало. Джуль шёл впереди, и разноцветные искры запутывались в его шерсти, придавая моему и без того необыкновенному зверю совсем фантастический вид.

Мы шли долго. Времени в этом светящемся фантасмагорическом лабиринте не существовало, но всё равно мы шли долго. Я успела устать. И не один раз испытала желание сесть на землю отдохнуть. Но меня удерживало смутное понимание, что здесь задерживаться нельзя. И не потому что это грозит какой-то опасностью, просто такие места не созданы для долгого созерцания. Они должны оставаться в памяти чем-то мимолётным и зыбким, каким и положено быть всему невыразимо прекрасному.

Постепенно я погрузилась в какое-то подобие гипноза. Автоматически переставляла ноги, ориентируясь на спину Джуля, меняющую тона в зависимости от того, через слой какого цвета он двигался. А сознание уплывало, путешествовало в прошлом. Я видела себя маленькой девочкой с дорожками слёз на щеках, подвернувшей ногу на прогулке и едущей домой на спине старшего брата, который ворчит для виду, но очень торопится. Яркое летнее солнце пробивается сквозь густую листву, его блики гладят меня по плечам, заставляют жмуриться, а когда я открываю глаза, то это уже лучи стробоскопа на выпускном вечере. Я по очереди танцую с одноклассниками, пышные белые банты щекочут уши, а мысли заняты только тем, что сегодня я просто обязана с кем-нибудь поцеловаться, ведь это уже выпускной, а я ни разу не целовалась. А музыка гремит, колючие разноцветные лучики стробоскопа превращаются в фары встречных машин, мне уже девятнадцать и, после удачно сданной сессии, я еду отдыхать на море с моим парнем из универа.

Где он сейчас, мой парень? Где одноклассники и одногруппники? Разъехались по городам и сёлам, делают карьеру, женятся, заводят детей? Этого я уже не узнаю, но не сомневаюсь в одном - неизбежную дорогу на Север, прокладываемую с оружием в руках, выбрала только я. Жалеть ли теперь об этом? Жалеть ли сейчас о потерянной человеческой жизни, от которой я отказалась, когда первый раз ступила на Чернобыльскую землю и вдохнула здешний воздух? Ведь уже тогда в глубине души мне было известно, что не доучусь я в университете, не устроюсь на работу, не войти мне в мой новый дом, не примерить перед зеркалом белую фату. Не будет у меня мужа, не будет ночей любви, не возьму я на руки своего первенца. Для меня, как и для моего старшего брата, всё заканчивается Зоной. Так нужно ли жалеть об этом?