Роман Корнеев - Перемирие

Сержант Сель потёр кулаками красные уставшие глаза.

– Я любил тебя, ангел. Ты меня предал. Ты стал мне врагом. Ты и такие, как ты, готовы переступить всё, во что я верю. Ты предал меня, я не могу простить предательства. Уходи.

Голос больше не сказал ни слова, погас, как отключенный информационный канал. Сержант Сель некоторое время прислушивался к шуршанию вентиляции, потом уронил голову на пульт, громко и отчётливо скрипнув зубами.

Он не хотел этого всего, не хотел. Но теперь выбора не было.

«Беречь заряды, прицельный огонь!»

Вот она, заветная тропинка. Да какая тропинка – цепочка едва заметных царапин на камнях указывает спуск вниз. Когда тут в последний раз ходили? Лучше бы – никогда. Пусть будут уверены в собственной неуязвимости. Непогрешимые, всезнающие, радетели за счастье всего человечества…

Что плохого во всеобщем счастье? Ничего. Да только не о нём ты сейчас думаешь. Есть ли на свете та цель, высшая цель существования, ради которой можно было бы поступиться свободой, судьбой, личностью… всем тем, во что ты верил? Да и как можно забыть все эти смерти…

Загляни на дно собственных глаз, сумей продраться сквозь завесу багрового дыма, сквозь крики и звон разрядов. Отчего ты не можешь простить сам себя? Ты убивал и тебя убивали, и тогда всё казалось единственно верным. Вспомни бойню, которой мир избежал… нет. Не избежал.

Война это ты, война в тебе. Какой смысл бежать от того, что стало твоей единственной стоящей частью.

Ты скрипишь зубами, тебе некогда. Какие-то праздные мысли… бред.

Раз-два, левой-правой. Перехватить поудобнее приклад, подтянуть ослабившуюся лямку. Жарко? Да, жарко. Отлежимся на том свете. Когда не будут бередить старые раны.

Оглядываясь короткими злыми движениями, ты начинаешь спускаться, ещё пару километров – и за скалами покажется вершина призрачной, туманной пирамиды. Они все там, они все там…

И твой личный враг – тоже там.

Ждёт.

«Внимание на левый фланг! Отходи, отходи!!!»

Вы ненавидите друг друга. Оба.

Не забывай.

Цепочка золотистых искорок мельтешила перед глазами. Огоньки перелетали с камня на камень, в их хаотичном танце билась жизнь – стремление вперёд, внутренняя сила, скрытая за хрупкостью защитных капсул. На секунду сержанту Селю показалось, это не враг там внизу, ловит в прицел его стылое сердце, а лёгкие пылинки роятся в тёплом вечернем воздухе. Чувства опасности не было. Страх остался где-то там, внизу, на оставленных позициях. В разреженном горном воздухе плыла апатия.

«Второй отряд выдвигается с юго-запада».

Сержант Сель снова укрылся в расщелине. Тут можно было удобно упереться спиной в сухой шершавый камень, расположить помигивающую зелёным штурмовую винтовку на коленях, откинуть голову, расслабленно слушать собственное дыхание.

«Первая группа начала подъём. Минус тридцать метров».

Ветер едва заметно шевелит отросшие волосы. Сколько они уже здесь? Сон урывками, еда, запиваемый дистиллятом эн-зэ. Иссечённые каменной пылью глаза, саднящие, слипающиеся. Выше, выше. Уцелевшая половина отряда оставила занимаемые позиции – воевать в полузасыпанной базальтовой норе у них не получилось. Только звенели в исступлении барабанные перепонки. А кумулятивные заряды рвались и рвались там, наверху.

«Ребята, я попробую пробиться левее, там есть хорошая позиция».

Когда окончательно затихла батарея на верхнем уровне, они впервые услышали яростный визг чужой горнопроходческой техники. Они никогда не успокоятся. Звено «черепах» всё-таки рванулось наружу. Сколько им оставалось до нашего укрытия, никто не знал, и выбора у штурмовиков не было.

«Сорок-пятьдесят единиц, легко перемещаются по гладким склонам до семидесяти градусов. Будьте осторожны».

Наверху их ждали. Сержант Сель не хотел пилотам такого конца, следить за огненным спектаклем не было сил, но и оторваться от трансляции не хватало воли. Плотным строем, чётко отработав на бомбометание – разрывающий черепную коробку звук прервался слитным рыком пакетных бомб – тяжёлые машины мгновенно перестроились для набора высоты, но отпущенные им секунды уже истекали.

«Почему они ждали ночи? Думают, что так проще нас взять?»

Сверкающие вихри – три пары неразличимо, бешено вращающихся боевых машин врага – намертво вцепились в хвост колонне, загоняя её навстречу второй группе, которая уже спешила захлопнуть смертельную ловушку. Мелькание деталей пейзажа, визг срывающихся на форсаж двигателей; сержант Сель, не отрываясь, следил за этим завораживающим танцем страха и ненависти. Под рокот изрыгающих огонь жерл, под яростные крики пилотов. Под хруст костей, вжатых в ложементы предельным ускорением.

«Ребят, они движутся сюда, отходить больше не могу. Конец связи. Прощайте».

«Прощай, Мэтно».

Пилоты штурмовиков за прошедшие недели на своей шкуре почувствовали – наши орудия почти не наносили противнику повреждения. Пока лишь укрепленная позиция в тылу позволяла уходить от лобовых столкновений. А ещё… противник слишком ценил свои жизни. Отступая при малейшей собственной ошибке, чужаки явно рассчитывали на долгую и спокойную осаду. Куда торопиться?

В тусклом разреженном воздухе сухим треском раздаются очереди. Потом снова тишина.

Однажды отправившийся на дежурный облёт беспилотный разведчик обнаружил за перевалом группу чужаков. Те занимались каким-то своим делом, не заметив рокота приближающихся «черепах». Чужаки не сумели укрыться, их патрули тоже опоздали прикрыть своих. С тех пор за них взялись всерьёз. И непременно положили бы всех в треклятой норе, если бы не тот последний, отчаянный бой.

Ни криков, ни осыпи каменной крошки, такой гулкой здесь, в скалах. Переговорник окончательно смолк. Сержант Сель сжал руками голову. Тишина жутко пугала. Он ждал, когда же она разорвётся грохотом смертоносных снарядов. А время всё тянулось.

Тогда, под скрип его зубов, под стон металла, под кровавые слёзы, строй «черепах» терял машину за машиной. Дождём оплавленных бронепластин, лавинами огня из перегретых реакторов, хламом обожжённой плоти обезумевший строй рвался вверх, в последнем усилии выскальзывая из цепких объятий свиста и мелькания. Они словно хотели оторваться от этих изломанных скал, сверкающих ледников и чёрных выжженных проплешин. Умчаться куда-то ввысь.

Сухое, едва слышное шипение. Что это?!

Зачем разворачивался перед его глазами весь этот отчаянный, надрывный, безумный спектакль? Зачем все эти смерти: часто и бестолково – наших, редко и от этого не менее драматично – чужие? Сержант Сель разобрался во всём только, когда упал занавес. Там, в мареве небесного свода, парил, распахнув стрекозиные крылья, едва заметный отсюда разведчик чужаков. Вот его дёрнуло, повело, изломало, расплескало по обзорному монитору единственной уцелевшей «черепахи». Да, командир звена ещё держался. «Уводи людей, сержант, у вас есть полчаса, пока они восстановят связь и получат свежую картинку». Сержант Сель с усилием оторвал себя от пульта, над которым уже нёсся навстречу скалам отчаянный пилот. Они действительно сумели уйти.