Владимир Корчагин - Женщина в черном

Зато теперь я смогу подарить людям действительно многообещающее открытие. Но какой ценой! Я имею в виду Андрюшу. Нет, не то, что ему пришлось быть в какой-то мере подопытным кроликом. Это было необходимо и для него. И я не сделал ничего, что могло бы хоть немного сказаться на его здоровье. Я говорю о неизбежных психических последствиях, какие могут иметь место в развитии ребенка. Ведь все двенадцать лет он вел, по сути дела, жизнь отшельника.

— Как, все двенадцать лет не выходил из стен этого дома?!

— Нет, что ты! Летом мы частенько вывозили его в деревню, к родителям Глафиры Сергеевны: там никто не знал ни меня, ни истории Андрюши. Для всех мы были лишь дедом с внуком, снявшими у них комнату под дачу. А в последнее время, когда Андрюша смог уверенно держаться на ногах и владеть обеими руками, мы выходили по ночам погулять в наш сад.

— Только по ночам?

— Как же иначе? Я уже сказал, что мальчик был взят из дома ребенка, мягко говоря, не совсем законным образом. Но главное — в свое время с меня взяли официальную подписку, что я под страхом уголовной ответственности ни в коем случае не повторю медикаментозного воздействия на генотип человека. Это было более чем опасно. Меня страшило не возможное наказание, а то, что, раскрыв мое «преступление», власти отберут Андрюшу, и он останется калекой на всю жизнь.

— Да, это было реальнее, чем вы думаете. Мне точно известно, что за вами следили не только эмиссары Строева, но даже соседи по даче. И все-таки почему вы скрыли все это от Инги?

— Тут я, может быть, немного и перестарался. Но пойми, она была тогда совсем маленькой девочкой. Какое впечатление произвел бы на нее один вид крохотного уродца! И потом, разве можно было быть уверенным, что она не проболтается кому-нибудь из своих сверстников. Да и позже, когда она стала взрослой… Скажи, только откровенно, вот тебе, ставшему близким ей человеку, разве тебе не рассказала бы она всю правду?

— Да, пожалуй, — не мог не согласиться Никита.

— А ведь на твоем месте мог бы оказаться и наш гость, — кивнул Гридин на лежащего на полу Погодина, — или кто-нибудь из ему подобных. Разве не так?

— Согласен с вами, Лев Яковлевич.

— Вот видишь. Я вынужден был сделать Андрюшу затворником, лишить его общества других детей, возможности играть на улице, посещать школу. И хотя уровень знаний у него ничуть не ниже, чем у других детей его возраста, — я позаботился об этом, ему предстоит очень непростой процесс адаптации. А поскольку сам я уже в таких годах…

— Я понял вас, Лев Яковлевич. Мы с Ингой сделаем все возможное, чтобы облегчить этот процесс. И вообще постараемся заменить ему отца и мать. Мы усыновим его. Тем более, — улыбнулся Никита, — по отчеству он уже мой сын.

— Вот это я и надеялся от тебя услышать. Не скрою, когда Инга рассказала мне о твоем предложении, я навел кое-какие справки. А теперь и сам вижу, что могу быть спокоен и за Ингу, и за ее брата. А теперь… — он прислушался. — Кажется, наши идут.

Действительно внизу, на лестнице послышались шаги, и через минуту в комнату вошла Инга, за ней Берг и незнакомый Никите мужчина с курчавой, аккуратно подстриженной бородой.

— Здравствуйте, друзья, — сказал Берг, снимая шляпу и плащ. — Знакомьтесь: Никита Гамов — мой сын Павел. Не утруждай себя объяснениями, Лев: Инга нам все рассказала. Никиту мы, конечно, осмотрим, но чуть позже, бинты, я вижу, наложены как надо. А вот вашим гостем придется заняться немедленно.

Он склонился над Погодиным, послушал сердце, заглянул в глаза:

— Он, безусловно, жив, но привести его в чувство надо как можно скорее. У тебя есть нашатырный спирт?

— Есть, конечно. Вон там, в аптечке. Инга, принеси, пожалуйста.

Берг освободил руки Погодина, поднес ему под нос склянку со спиртом. Тот громко чихнул, покрутил головой и открыл глаза.

— Добрый вечер, молодой человек, — обратился к нему Берг. — Простите, что пришлось подвергнуть вас не совсем приятной процедуре. Но оставлять вас в таком состоянии было бы небезопасно.

— Пить!.. — прохрипел Погодин, озираясь как загнанный зверь.

— Пить? Пожалуйста, Лев, дай ему стакан чая. Паша, помоги посадить человека. Вот так… Ну-с, что мы будем с ним делать?

— Что делать… — задумался Гридин. — Я думаю, отпустим на все четыре стороны, если он честно и искренне расскажет, кто и зачем его сюда послал.

— Вы слышали, молодой человек? — снова обратился к нему Берг. — Придется поведать, что заставило вас навестить Льва Яковлевича в столь поздний час.

Погодин лишь смерил его ненавидящим взглядом.

— А если будет молчать, — продолжал Гридин, — то вызовем милицию, пусть они сами решают, как поступить с ним.

Погодин обвел мутными, как с похмелья, глазами обступивших его мужчин, чуть дольше задержался на атлетической фигуре Павла.

— Строев меня послал, мой шеф, разве я сам пошел бы, — мрачно пробубнил он.

— И что он приказал вам сделать? — поинтересовался Гридин.

— Выкрасть ваш препарат и всю относящуюся к нему документацию, чего же еще.

— Но для чего ему понадобился препарат? Он что, собрался детей-инвалидов лечить?

— Нужны ему дети-инвалиды! Препарат больших денег стоит.

— Вот как! Значит, вы со Строевым решили его продать?

— Само собой.

— Но кто купил бы никому не известный препарат?

— Нашлись бы покупатели. Не здесь, так за бугром. У Строева везде связи.

— И доллары ему, конечно, были бы предпочтительнее?

— Да уж не то что наши деревянные!

— Так-так… Значит, открытие мое продать за рубеж, а меня и моих близких прикончить?

— Никого я не хотел приканчивать. Вы сами знаете! Иначе зачем мне было вас связывать. Мог бы и сразу…

— Сразу! А кто бы вам показал, где что лежит?

— Сам бы все разыскал, Строев мне все объяснил.

— Ну да. И ножичек у вас оказался чисто случайно.

— Нож взял на всякий случай. Мало ли…

— Мало ли что пришлось бы еще выпытывать у дряхлого старика.

— Ну, пригрозил бы, может быть. Только и всего. А потом вообще хотел уйти тихо-мирно. И ушел бы, если бы не этот вот! — метнул он злобный взгляд в сторону Никиты.

— Да, он-то вам основательно помешал, и уж его-то вы не оставили бы в живых.

— Что мне оставалось делать… Он первым на меня напал.

— Ну, это, положим… Я все видел и слышал.

— Лев Яковлевич, простите меня! — вдруг взвыл Погодин, пытаясь схватить Гридина за руку. — Честное слово, если бы не Строев… Ну, разве я сам пошел бы на такое?! А он… Сами знаете, что он за человек! Я, может быть, больше всех ненавижу его. И если вы сейчас попросите что-нибудь сделать… Ну, какую-нибудь пакость ему устроить… Я с радостью…

— Замолчите! И без того мерзко смотреть на вас. Последний вопрос: как вам удалось проникнуть сюда?