Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Просто верить… Точно так же говорил и Петр Эдуардович, — вспомнил Никита. — И все-таки, Лев Яковлевич, а что такое Бог для вас? Как вы его представляете?

— А для меня Бог — это нечто абсолютно непознаваемое и непредставимое, то есть я убежден, что никогда никто не узнает, что такое Бог и никто никогда не сможет его себе представить.

— Та-ак… Так же, примерно, мыслит и Петр Эдуардович. Помнится, он сказал однажды: «Бог — это нечто такое, что не может быть познано никакими имеющимися у человека орудиями познания, включая всю мощь его мозга».

— Петр очень неглупый человек.

— А как же расхожая фраза: «Бог создал человека по своему образу и подобию»?

— А что такое образ и подобие? — ответил академик вопросом на вопрос. — Разве речь обязательно должна идти о внешнем облике? Ведь и в человеке главное не его внешность, а его внутренняя сущность, его личностность, его душа. А все это для любого другого человека такая же Terra incognita, как и образ Всевышнего. Впрочем, у Инги вот совершенно; особое мнение о том, как воплощается сущность Бога в сознании людей.

— Какое же, Инга? — обратился к ней Никита.

— Да, я верю в Бога по-своему, — упрямо тряхнула головой Инга. — По-моему, Бог — это… — она с минуту подумала. — По-моему, единственным и самым убедительным, самым доступным выражением божественной силы на Земле является красота.

— Красота?! — удивился Никита. — Как это красота?

— А вот так! Помнишь, ты сказал мне однажды, что наиболее распространенным аргументом в пользу существования Бога является факт поразительной целесообразности окружающего нас мира: целесообразности в строении атома, целесообразности в движении небесных тел, целесообразности в строении живых существ?

— Помню, но…

— Да, ты же и возразил, что вся эта целесообразность может быть лишь следствием самых обычных, естественных процессов, подчиняющихся всем известным законам физики, механики, биологии…

— Сейчас я смотрю на это несколько иначе…

— Неважно. Может быть, ты был и прав. А вот красота? Чем ее объяснить прикажете? — Инга испытующе посмотрела на Никиту.

Тот недоуменно пожал плечами.

— Да, чем объяснить красоту всего, что нас окружает? — упрямо повторила Инга. — Возьмите обычный воздух. С точки зрения вас, естественников, это всего лишь смесь азота, кислорода и углекислоты, как нельзя лучше приспособленная для дыхания всего живого. Так?

— В общем-то так, — не мог не согласиться Никита.

— А для миллионов простых людей, — страстно воскликнула Инга, — это чудо красоты, этот ласкающий глаз голубой небосвод, раскинувшийся над нашими головами. Такого нарочно не придумаешь! Так вот, почему атмосфера Земли так красива? Это что, чистейшая случайность? Или тоже какая-то целесообразность?

— Ничего себе вопросик! — окончательно растерялся Никита.

— А весенний убор лесов, полей и лугов? — продолжала Инга, все более воодушевляясь. — Разве это только хлорофилл, необходимый для синтеза биомассы? Нет, это тоже чудо красоты! И не какой-то там квант определенной энергии, как ты мне однажды объяснял. А именно бесценный зеленый убор планеты. Но почему он так красив? Я уж не говорю о белой кипени садов, о ярком ковре альпийских лугов. Да мало ли… Я знаю, сейчас ты снова сошлешься на естественный отбор, на борьбу за существование. Чепуха все это! Я понимаю, что все эти приспособления для опыления, привлечения насекомых, разноса семян — тут действительно поработала эволюция. Но красота-то, что она дает в борьбе за существование? Возьми хоть цветок ландыша. Что, по-твоему, пчелы так уж неравнодушны к его красоте? Да разве только ландыш! Нет, дорогие мои, тут эволюция ни при чем. Ей нет дела до красоты. Ей достаточно этой вашей целесообразности. Красоту могли подарить миру совсем другие силы, для которых главное — чувство прекрасного. Они же, эти силы, наделили человека способностью создавать и воспринимать музыку, поэзию, даровали ему такое чувство, как любовь. Вот он, мой Бог!

Инга с вызовом взглянула на обоих мужчин. Щеки ее разгорелись, глаза блестели.

— Сдаемся, Никита, сдаемся! — мягко улыбнулся Гридин. — Иначе она нас, естественников, совсем в угол загонит.

— Но ведь в этих высказываниях есть и известная доля истины, — возразил Никита.

— Особенно в последней фразе. Тут я согласен с внучкой на все сто процентов. Любовь, истинную, возвышенную любовь, мог дать людям только Бог. И я бесконечно счастлив, что по воле его смог дожить до нынешних дней и увидеть, как он одарил ею двух самых дорогих мне людей. — Академик с нежностью посмотрел на Ингу и Никиту. — Пусть же это прекрасное чувство никогда не покинет вас.

— Как не покинуло оно до сих пор одну хорошую женщину, — невольно вырвалось у Никиты.

— Что? Что ты сказал? — насторожился академик.

— Да вспомнил одну свою знакомую, бывшую сотрудницу института иммунологии…

— Вон ты о ком! — нахмурился Гридин. — Значит, ты знаком с ней?

— Больше чем знаком.

— Гм… Инга, будь добра, поднимись, пожалуйста, наверх, взгляни, как там Андрюша: что-то он беспокойно засыпал сегодня.

— Хорошо, дедушка.

— Я понял, кого ты имеешь в виду, — снова заговорил академик, когда дверь за Ингой закрылась. — Но не надо об этом. Не надо! Есть вещи, о которых лучше никогда не вспоминать. Может, у той, о ком ты говоришь, и теплится еще что-то в душе, но ведь за последние десять с лишним лет она ни разу не навестила меня.

— А знаете почему?

— Видимо, какая-то обида… Хотя, видит Бог, с моей стороны…

— Да, вы здесь ни при чем. Все это дело рук вашей бывшей супруги. Она оскорбила и грубо выгнала Анастасию Ивановну из вашего дома в первый же день, как вернулась сюда после постигшего вас несчастья. Ну и, сами понимаете…

— Боже, какой кошмар! А я даже не знал об этом. Да если бы и знал… На ее стороне закон… А я… Что я мог поделать с этим чудовищем? Это поистине мой крест. Крест, который я вынужден нести до сих пор. Ведь она, сознаюсь тебе, до сих пор шантажирует меня. И, боюсь, не отступится от своих «прав» даже после моей кончины. Я должен был сказать тебе это, чтобы вы с Ингой могли заранее подумать о соответствующих мерах.

— Нет, Лев Яковлевич, больше ей не удастся шантажировать ни вас, ни нас с Ингой. И об этом тоже позаботился Алекс.

— Опять Александр?!

— Да. Вот полюбуйтесь, что он передал мне во время последней встречи.

— А что это? Брачное свидетельство? Выданное Анне Петровне и какому-то Вано Георгадзе?! Ничего не понимаю! Объясни мне, что это значит?

— А это значит, что, когда ваша так называемая «законная супруга» двенадцать лет назад вторглась в ваш дом, она уже тогда не имела на это никаких прав, поскольку еще за год до этого сочеталась браком с гражданином Георгадзе, о чем и свидетельствует этот официальный документ горзагса. Взгляните-ка на дату его выдачи.