Аркадий Никитин - Мельников

В тот момент когда мерный стук шагов достиг своего пика, с окровавленным парнем поравнялся некто в камуфляже и маске, скрывающей лицо, но рассмотреть его получше у девушки шансов не было – она не успела и моргнуть, как стоявший неподвижно Кришна (у Юльки, неравнодушной к индийской мифологии, да к тому же только что лицезревшей, как колесо Сансары дало оборот на чистейшие триста шестьдесят), бросился на камуфляжника, неуловимым движением свернул тому шею, аккуратно, практически нежно, без единого звука, подхватил падающее тело и приволок прямо в Юлькину аудиторию! Хруст ломающейся жизни на Юлю никакого впечатления не произвел: тщетно она ждала от свежепровозглашенного божества еще одного знака – усадив покойника спиной к ближайшей парте, Кришна вышел, осмотрелся и с неестественной скоростью бросился бежать. Как же! Дождалась чудесного спасения. Так он и взял тебя за руку… Или на руки… С другой стороны, в принципе, ничего не изменилось, состав участников тот же – Юлька да бездыханный труп. А у богов… У богов свои дела.

Но время приключений для нее только начиналось. Едва девчушка взялась фантазировать, каков он там, под балаклавой, неудавшийся террорист, увешанный по самое «не могу» зловещими побрякушками, как резко погас свет. А спустя секунду в крошечные Юлькины ушки врубился инфернальный и ржавый лязг, от которого задрожали стены, девушка не смогла удержаться и спрыгнула, отчаянно зажимая руками уши. Откуда-то сверху одна за другой выскальзывали металлические пластины, и в считанные секунды железным занавесом накрылась вся стена вместе с окнами. Тяжелое эхо прогулялось под сводами альма матер. Снова установилась тишина.

А следом настал звездный час тех самых допотопных ламп под потолком. Внимание на них обращали все в университете, но никто не видел их включенными. Горели лампы дневного света, горели энергосберегающие ртутные спиральки, горели всевозможные светодиоды, лампы на столах преподавателей. А они, скрытые сеткой и, на первый взгляд непроницаемым слоем пыли, забрызганные известкой, уже полвека ждали приказа, как безмолвные солдаты из далекого, уже совсем недосягаемого прошлого. Твердо держа строй, они как одна, в унисон заморгали холодным красным светом. Не выдержав количества сюрпризов на единицу времени, перепуганная девушка выскочила из своего угла. Ее сознание металось по уголками памяти, вытягивая за едва торчащие хвостики наподобие фокусника, извлекающего из шляпы милых пушистых кроликов, обрывки бабушкиных рассказов, которые в сущности были переработкой того, что ей в свою очередь рассказал ее муж, Юлькин дедушка – как строили университет, с оглядкой на судный день: копали безразмерные подземные бункеры, устанавливали резервные генераторы, металлические экраны для защиты от световой вспышки при ядерной атаке, а потом всех рабочих расстреляли. Не верила Юлька в бабкины сказки, особенно в те, что про расстрелы и репрессии, а теперь стояла в полумраке, глядя как в остекленевших в последнем приступе удивления глазах покойника, безвольно уронившего голову на плечо, и снова и снова отражается прощальными бликами красное зарево. Удобно расположившийся мертвец в своем камуфляже и, обвешанный незнакомым для юных леди инвентарем, упорно напоминал Юле присевшего отдохнуть маляра, лежащий рядом с ним автомат, в воспаленном женском мозгу свободно превращался в ванночку для краски, а работы у несостоявшегося маляра был непочатый край: до того аудитория была запущенной. Парты были обшарпаны и обклеены самых дерзких цветов жвачкой, краска со стен осыпалась, а там, где она еще держалась, они были либо расписаны неоклассическими студенческими фресками, признаниями в любви, изречениями вроде «Ганнибал ЛектОр» либо забрызганы десятирублевым недокофе.

Сначала Юле показалось, что оно и правда началось, – иначе как объяснить то, что мертвые оживают, бросаются на живых, где-то бродят вооруженные психи, а весь этот древний хлам вдруг решил проснуться? Вот только незадача. Вновь воцарившуюся тишину больше никто не тревожил. Не выли сирены, ничего больше не гремело, не стреляло и не рвалось. Какой-то уж больно локализованный апокалипсис. Хотя, Юлю уже ничего не удивляло, она бы скорее удивилась если бы этот день закончился как-нибудь банально.

Но до банальностей не дошло. Одна из секций упавшего на окна металлического щита, который был отнюдь не монолитен, а состоял из некоторого количества «чешуек» примерно метр на половину и раскрывался наподобие веера, видимо, из-за ветхости конструкции, не встала на положенное место, а повисла слегка в стороне, оставив краешек окна неприкрытым. Оттуда и разлилась по полу лужица вполне себе спокойного дневного света. Посмотрела Юля на то, как греются на солнышке величавые сосны за окном, и то ли так сильно захотелось жить, то ли пошла по венам индийская лихорадка, – девушка схватила тубу из-под экрана для проектора, выбила ей стекло и как смогла отколола острые стекляшки. Высунувшись наружу, как суслик из норы, Юля осмотрелась и, долго не раздумывая, просочилась наружу и вцепилась сначала руками, а следом ногами в водосточную трубу. Старая железка охнула, но не дрогнула.

Когда юлькины босые, в царапинах ноги наконец коснулись земли, она и не подумала оттряхивать ржавчину с безнадежно испорченного платья или дожидаться, пока за ней подлетит Гаруда, а бросилась бежать. Наступать на притаившиеся в траве шишки было жутко больно, но Юля и не думала ойкать – поойкать можно и дома в ванной. А насчет отсутствия обуви можно не беспокоиться. Мама спросит – Опять эта твоя индуистика?..

Надо только уверенно кивнуть в ответ.

– Калинин! Сверли дырку в кителе. Только аккуратно сверли. – полковник подчеркнуто игнорировал потерявшего всякое лицо Файнмана. Последний метался по кабинету, повторяя «как же так?» или «что нам теперь делать?» как видно, из последних сил сдерживаясь, дабы не перейти к куда более истеричным репликам и с мольбой заглядывал в глаза присутствующим. На экране спецпланшета горело фото очередного отпущенного заложника. Его лица не было видно, акцент был сделан на куске ватмана у счастливчика в руках, украшенного надписью: «Мы оценили ваш ход. Теперь вы оцените наше благородство. Больше никаких хитростей» – пять секунд, Калинин… Генерал! Имейте уважение к своему званию! Сядьте! – рев младшего по званию произвел такое впечатление, что Главкентавр занял свое место за столом синхронно с Корнеевым, собравшимся было в уборную, а Константин Петрович громко всхрапнул во сне, – как возьмете его, отзвонись. – полковник положил телефон на стол, – ну что, мадмуазель майор. – остальных он уже мысленно разжаловал до предметов мебели, а старого генерала будить не хотел, – кучерявый на автовокзале, в автобусе до Бишкека. Слушает плеер, смотрит в окошко. Рейс уже тормознули. Всем билеты проверят, а кое-кому по имени Сердар Мансур, студенту факультета IT, вежливо пояснят, что в Бишкек он не едет. – Даше показалось, что полковник улыбнулся. Телефон Надточего принялся было сверлить стол, но тот хищным жестом схватил устройство, – Рабизо… Рабизо! У тебя что?.. – Полковник слушал и мрачнел, – да японский магнитофон… …Ну че теперь, отбой… Да какие претензии, Рабизо. Нервы побереги, а то с тобой не дай бог такое…. Все, давай, Калинин по второй стучится. Отбой…. Калинин!.. – Даша с интересом наблюдала тончайшие метаморфозы на лице Надточего, свидетельствующие о возвращении утраченного было настроя – …красавцы. Теперь работайте с ним. Только без этого. Уж больно возраст нежный. Мне нужны имена, а не истории про бутылки с паяльниками. – полковник сунул смартфон в карман, – не получился у Рабизо мазлтов. А ведь как сработано, а? – было видно, что он искренне расстроен, – в пять минут ту фирмочку накренил. За десять этого Саидрахманова взяли, а он, кляча, взял, да и откинул копыта. Вот, глянь. – на экране смартфона живописно раскинулся средних лет мужчина азиатской внешности с тонкими усиками и искренним удивлением на лице. Даша поморщилась, – сердце слабое у старой крысы оказалось. Зато кучерявую головку в браслетах везут в контору. Итого: клиент оформлен. Потерь нет. Хвала женской логике. – Даша скромно улыбнулась. Файнман не выдержал и вскочил: