Аркадий Никитин - Мельников

Корнеев выскочил из фургона, каким-то образом умудрился зацепиться карманом брюк за поручень и едва не навернулся с лестницы и, судя по звуку шагов, удалялся он едва ли не бегом.

– Отвлек, рыжая бестия. Так, Наливайский! Что там у те…

Тут сам полковник лишился дара речи: «Теплое пятно» на мониторе обрело отчетливую форму человеческого тела, и не успел озадаченный Илья Александрович прокомментировать этот факт, как его контуры пришли в движение! Полковник вопросительно посмотрел на Наливайского, но тот уставился в монитор, раскрыв рот. Дальше произошло что-то уже совсем невообразимое – стоило часовому поравняться с принявшей к тому моменту вертикальное положение фигурой, как он обмяк, обесформился и сам стал неподвижным пятном. Наливайский несколько раз косился на полковника и наконец решился спросить:

– Это – в-ваши?

Полковник молчал. Он проводил взглядом загадочный силуэт, скрывшийся в коридоре, окончательно пропав из поля зрения тепловизора, и, неожиданно положив руку на плечо Наливайскому, прошептал:

– Молчат гробницы, мумии и кости. Есть вопросы?

Технарь торопливо затряс немытой головой и уставился на экран, где новое «пятно» понемногу теряло теплые тона, а старое, перемещаясь с нечеловеческой скоростью, появлялось то в одном, то в другом квадрате.

***

Толпа все прибывала. Полицейских не хватало катастрофически. Если кому-то вздумалось бы в этот час совершить ограбление века, шансы были как никогда велики. Подразделения со всех концов города стекались на Университетский проспект. Телевизионщики с федеральных каналов носились как ошпаренные, приставая к полицейским чинам с расспросами. Те отстреливались заученными фразами. Среди зевак сновали стражи порядка в гражданском, пресекая любые попытки организовать стрим. Одного особо рьяного блогера обезсмартфонили и увели в «автозак» видимо в спешке остановившийся прямо посреди клумбы во дворе общежития, нанеся серьезный ущерб ландышами тюльпанам. В суматохе кто-то отличился и налепил на борт передвижной тюрьмы наклейку «Мне плевать на всех, паркуюсь где хочу». В воздухе кружили вертолеты. Всеобщее напряжение не распространялось только на пушистых бойцов кинологической службы – непривычно прохладная для июня погода была им только в радость. Собаки, некоторые – в бронежилетах с надписью «Полиция», мирно расположились на газоне перед торговым центром. У одной из овчарок на жилете была нанесена кличка – Блюз. Видимо от скуки, Блюз увлеченно рыл яму прямо посреди газона, углубившись уже сантиметров на двадцать, и нисколько не смущался строгих взглядов хвостатых коллег. Напарница Блюза, крупная женщина лет сорока, и не думала лишать его радости земляных работ. Расположившись на стуле, позаимствованном в летнем кафе, она замечталась о чем-то сокровенном, совсем не полицейском, и ее взгляд затерялся где-то среди густого строя сосен.

Майор Фролов, бравый мужчина с избытком растительности на лице (помимо аккуратно стриженых усов он располагал пышными бровями и густой порослью там, где, пожалуй, удалить бы ее и следовало, но как говорил он сам, «слышать это мне не мешает») после успешного побега студентки в голубом платье воспрял духом и чуть охрипшим голосом давал очередное интервью, касаясь козырька фуражки привычным жестом:

– Ситуация под контролем. Бойцы группы «Альфа» находятся…

В этот момент со стороны университета плотно громыхнуло страшное эхо многочисленных очередей, одиночных выстрелов и самое страшное – отчетливо слышались крики. Капитан растерялся и остолбенел, держась рукой за фуражку. Спецназовцы в полном обмундировании высыпали из автомобилей, так и оставшись стоять, ожидая приказа. Рация в «штабе» разрывалась от криков «Внутри стрельба!..» «Повторяю, внутри стрельба!..» «Полная боеготовность!..» «Будет приказ на штурм?!..» «Какие указания!?..» Полковник превратился в свинцовый слиток.

В оцеплении одна за другой завыли и заголосили женщины. Бойцы всех ведомств в эти секунды испытали одно и то же – парализующий страх. Первыми спохватились ОМОНовцы и успели укрепить своими телами едва не разорвавшийся строй. Приказа не последовало. Женщины визжали, давили друг друга, напирали на полицейских, бились об щиты. Командир «Альфы» встал как вкопанный – как бы ни хотелось ему броситься под пули, рация молчала, а действовать без директивы грозного начальника он бы не позволил себе ни при каких обстоятельствах.

Одна только девочка лет четырех, с торчащими из-под шапочки золотыми локонами, искренне не понимала, что происходит:

– Мама, а почему тети кричат? Мама?.. – она дергала рвущую на себе волосы мать за рюшечки на сумке, – мама, мама, смотри – кораблики! – в огромной луже неподалеку действительно плавали бумажные кораблики: два младшеклассника посмотрели на планшете видео, достали где-то бумаги и спустили на воду небольшую флотилию, которая стояла теперь на рейде у берегов воображаемого моря в то время, как за его пределами бушевал шторм.

Выстрелы замолкли достаточно быстро, не все сразу, а как летний дождь – сначала утихла большая часть автоматных очередей, потом одна за другой оборвались остальные, затем настал черед одиночных залпов. Один пистолет, бойцы по сухому звуку сразу узнали Макарова, палил чуть дольше, с одной перезарядкой и разными интервалами, как будто его обладатель поставил перед собой цель непременно растратить весь имеющийся боекомплект, но на пятой попытке второй обоймы споткнулся и он. Миг тишины. Кто-то тихо плакал. Не дожидаясь, когда посреди бабьего моря грянет очередной шторм, стальным голосом полковника заговорила рация:

– Командиры спецподразделений, слушай мою команду. Всем погрузиться в авто. Приготовиться… к зачистке объекта.

В считанные секунды бойцы нырнули в транспортные чрева. Зарычали двигатели. Выплеснувшая энергию толпа билась в агонии – кто-то причитал, несколько женщин упали в обморок, мужчины, стиснув зубы, боялись шевельнуться, кого-то уводили врачи.

Бойцы «Альфы» немного выдохнули, когда черные «КАМАЗы» покинули поглощаемую горем людскую массу. В людях чьи лица надежно скрывали маски, как никогда горело желание убивать других людей.

То, что произошло дальше, запомнил на всю жизнь каждый боец – вместо команды штурмовать университет рация закричала изменившимся голосом:

– Не стрелять!.. Не стрелять!.. Всем удерживать позицию! Не стре-лять!..

Из дверей центрального входа показалась высокая фигура. Десятки воспаленных глаз разглядывали сквозь стекла оптических прицелов темноволосого парня в джинсах и испачканной пылью белой сорочке. Его лицо с парой царапин на щеке было белее и рубашки, и мятого листа бумаги, который он нес. На нем чернели как попало выведенные не самой твердой рукой слова «Не стреляйте! Мы выходим!» И едва, пребывающий в состоянии глубокого шока студент оказался в руках спецназовцев, как из дверей сначала робко, по одному, потом вереницей, потянулись заложники. Кроме этих парней и девушек в забрызганных кровью выходных нарядах никто не понимал, что произошло. Кто-то молчал, кто-то вытирал слезы, те, чья психика оказалась крепче, шли увереннее, поддерживая тех, кто готовился вот-вот потерять сознание, кто-то смеялся, то ли от радости, то ли вне себя от пережитого. Среди молодежи мелькали и лица постарше – вели под руки Соболеву, обычно экзальтированную, но на этот раз не подающую признаков активности преподавательницу французского в ее праздничном фиолетовом жакете. Упрямо отказывался от помощи охранник Иван Степаныч, безнадежный игрок: он счел последние события знаком свыше, и с азартом подсчитывал, сколько билетов лото он сможет купить на извлеченные из карманов выцветшей формы купюры, насквозь пропитавшиеся потом. Один из студентов, небольшого роста светловолосый парень с рюкзаком отделился от толпы и, подбежал к стоящим в растерянности спецназовцам.