Аркадий Никитин - Мельников

Рассматривая их содержимое. Андрей Валерьевич несколько раз менялся в лице, снимал и снова надевал очки, тер глаза и лоб, в общем, делал что угодно, только не смеялся. В конце концов, он утвердил очки на переносице и нахмурился. Саша насторожилась. Но плотина застенчивости этим вечером, итак, уже дала течь, и она решилась спросить

– Я совсем чушь написала, да?.. – Соколовский строго посмотрел на нее и неожиданно серьезно ответил:

– Совсем наоборот. Основной смысл ты уловила, верно. Про «вещество» там действительно так написано, причем, дословно. За «катализатор обменных процессов» тебе вообще пять с плюсом бы поставил. Если бы это был экзамен, конечно. Зачетка с собой? – У Саши внутри застучало, и она кивнула сначала неуверенно, а следом еще несколько раз, быстро.

– И почему ты не выбрала востоковедение… – преподаватель проговорил это задумчиво и серьезно, глядя в сторону, в направлении сияющей спокойствием мордашки «соловьихи», – а где ты взяла это задание?

– Там, где вы сказали. В синей папке на вашем столе. Я когда дома открыла ее, еще удивилась, какое оно маленькое. А когда начала переводить, чуть мозг себе не сломала. – Саша не скрывала улыбки и торжествующе краснела, – там еще был листочек с сообщением, что завтра у нас в корпусе будет какой-то концерт. А мне так обидно было, что у остальных экзамены отменили и… в клуб бесплатно. А у педа как всегда – бесплатная только практика в школе, – Саша даже хихикнула – ой! Кажется, телефон жужжит… – Моментально перебрав про себя, кто бы это мог быть, она мысленно перенеслась на несколько часов назад и погрустнела. Соколовский неожиданно остановил ее руку, потянувшуюся за телефоном

– Саша, это было не твое задание.

– А?..

– Это был экзаменационный билет… Для четвертого курса. – Саша от удивления приоткрыла рот. Профессор запустил пальцы себе в волосы, поворошил их, как-то странно рассмеялся и крикнул соседнему столику:

– Павел! Тут дама после семестра спецкурса выполнила перевод со звездочкой для четверокурсников. Мотай на ус! – вконец раздавленный Паша никак не отреагировал. Соколовский потер лицо руками и повернулся к Саше:

– Нам нужно что-то с этим… с тобой делать. У тебя налицо талант и … природная предрасположенность к восточным языкам. Ты пока поищи зачетку, а я позвоню секретарю… Узнаю, чего он там еще мне напутал. Андрей Валерьевич достал из кармана пиджака яблочко последней модели и вышел в коридор. Саша ликовала. Мысли перескакивали друг через друга:

– Может вот оно, а? Перейду на востоковедение, потом буду работать переводчиком. Или стану преподава… Нет, лучше поеду в Китай, подальше…

От переизбытка чувств у нее слегка затряслись пальцы. То был один из редких случаев, когда на корабле, следующем по караванному пути ее жизни, она чувствовала себя не юнгой, отчаянно цепляющимся за такелаж, дабы не улететь за борт с очередным валом, а капитаном. Из-за угла доносились обрывки реплик Соколовского:

– Как не было желтой?!.. Ты башкой своей немытой вообще соображаешь? Саша искренне удивилась.

– За что он его так?.. Ну да, Рафик Абдулхакимович не самый лучший секретарь, он все время торопится, забывает что-то…

– …И что теперь мне прикажешь делать, урюк ты немытый?! – Саша поежилась:

– Не помню, чтоб Андрей Валерьевич так кричал… Хотя, он еще тот педант, а вокруг такая фигня сейчас творится… – она пожала плечами и принялась рыться в рюкзаке, – блин, а зачетку не взяла… Откуда я могла знать… Идет! – Соколовский на ходу поправлял волосы:

– Фух. Ни в чем на этого алибабу нельзя положиться. Он билеты для всех курсов положил в одинаковые папки. Одной стопкой. Гадай теперь, что кому досталось. Придется импровизировать…

– Андрей Валерьевич, у меня зачетка дома, я поеду, наверное. А завтра… – Соколовский встрепенулся:

– Зачем завтра? Поехали, подвезу тебя. Заодно в зачетке распишусь, завтра поспишь… подольше.

– Не нужно, я на четырнадцатом доеду, он до полдвенадцатого ходит.

– Бросьте вы, Саша. Соколовский махнул рукой – я теперь точно не усну, – он нервно рассмеялся и подал Саше руку, – с вещами на выход!

Саша взяла с диванчика рюкзак и кофту. Шаги по освещенному каким-то слабым и ненадежным светом коридору виделись ей в ту минуту началом большого пути. Уже спускаясь по ступенькам вслед за профессором, она думала:

– Какова же все-таки сила случая. Кого ни послушай – все кругом как будто заранее знают свое будущее. Кто-то вообще заранее планирует успех. Эта в Питер уедет, этот дело откроет. А я серость. Кого я обманываю… абсолютно серое существо. И ведь чисто случайно…

Пропиликала сигнализация.

– Садитесь, Саша!

– Блин! Замечталась, как дура. Интересно, сколько он меня ждет? Еще, наверное, с такой тупой рожей стояла… – Саша встряхнулась, – Сейчас! Извините… Ой… – перед ней сдержанно поблескивал отполированным кузовом красавец-англичанин с буковкой «В» – какая у Вас машина… – профессор довольно усмехнулся:

– Не хуже, чем у вашего… друга. А в чем-то, рискну предположить, и лучше. – Саше показалось, что он улыбнулся как-то странно. Она подошла к двери автомобиля и с нескрываемым недовольством посмотрела на свое искаженное отражение.

– Ну серость же. Как есть серость… – эйфория незаметно улетучилась, уступив место хорошо знакомому желанию провалиться сквозь землю, – да как же так, Баскаков встречается с таким убожеством!.. Да даже Соколовский, весь вроде такой серьезный… Не то что … чилипупсик какой-нибудь вроде этого Паши, – непонятно как появившееся на свет забавное слово заставило ее коротко улыбнуться, – а все равно язвит – «у вашего друга» … Поскорей бы в Китай свалить… – Саша тяжело вздохнула и прикоснулась к ручке. Пока внутри нее бушевал шторм, на худеньком, как будто от природы немного грустном личике не проступило и тени переживаний. Увидев на безупречном хроме отражение профессора рядом со своим, девушка окончательно сконфузилась, – точно! Вот же колхоз. Деревня. Да у нее двери сто процентов как-то не так открываются… Блин, стыд… Стыд… – но разобраться в устройстве двери профессорского «Бентли» в этот раз Саше было не суждено – в шею как будто ужалил шершень, в глазах резко потемнело, она тихо охнула и потеряла сознание.

Соколовский легко подхватил хрупкую фигурку одной рукой. Швырнув шокер на заднее сидение через приоткрытое окошко, он вполне обычным способом открыл дверь и аккуратно усадил Сашу в пассажирское кресло и застегнул ремень. Опустившись на водительское сидение, он выдохнул. С силой потер ладонью лоб, попутно придержав собиравшиеся было соскользнуть очки, бросил сначала пустой взгляд на пассажирку, потом осмотрелся. Никого. По дороге, где-то рядом с главным корпусом, подпрыгнув на кочке, прогрохотал тяжелый грузовик. У профессора была одна слабость: в минуты, когда ночь тихо поглощала остатки вечера, на окраине, где находился университет, наступала особенная, почти что монолитная тишина, и пространство заполнял тихий шум со стороны электростанции, расположившейся километрах в двух-трех от университета. Он любил прислушаться к этому рокоту. В нем ему слышалось что-то естественно-первородное, как будто волны безграничного океана вечности незримо проступают в сумерках и соприкасаются с берегами кажущейся в этот момент мелкой и бессмысленной повседневной жизни. Но сейчас у профессора не было времени. Недавно зажегшиеся фонари смотрели холодно и осуждающе. Соколовский запустил двигатель. Машина, как большая породистая кошка, мурча и сверкая электрическими глазами, описала незамкнутый круг вокруг корпуса, незаметно подкралась к кособокому, крашеному на раз самой дешевой серебристой краской гаражику с выведенными не самым опытным маляром полуметровыми буквами «Лыжная база». Проскользнула по засыпанной желтыми иголками с островками шишек и уже почти невидными в сумерках желтоватыми пятнами тлеющей бумаги неухоженной дорожке под конвоем старых, корявых сосен и выехала на просторную, густо поросшую травой поляну, в конце которой, на самой границе с лесом темнела одноэтажная, но довольно большая деревянная постройка с обитой ржавым металлом крышей.