Аркадий Никитин - Мельников

Последний незнакомец выскочил откуда-то из темного угла и бросился к двери в конце коридора, видимо ведущей наружу. Террорист, объятый страхом. Какая ирония! Какой пассаж. Он снова и снова оглядывался, шарил по карманам, извлек оттуда телефон и тут же спрятал обратно. Он бился о дверь, ощупывал ее, все больше впадая в отчаяние. Как глупо, оказалось, запереться изнутри на ключ! Пару раз он ударил в нее кулаками, бросил стучать, упал на пятую точку, сжался в комок, зарыдал, весь в слезах забормотал что-то быстро приближающейся Саше на непонятном языке, рванул на себе куртку, достал из внутреннего кармана пачку грязных купюр и протянул к ней трясущуюся руку. Она, не останавливаясь, ни на секунду направила на него ствол и спустила курок. Ружье сухо щелкнуло. Бандит взвыл. Саша сжала губы, перехватила оружие и два раза ударила его прикладом. Все было кончено. Улыбка едва не проступила на опаленном Сашином личике, она мельком взглянула на осиротевшие раскладушки и матрацы, хаотично стоящие кругом, и занесла приклад для последнего удара по двери, но внутри что-то екнуло. Ящик! Он сгорит! Все сгорит! И никто ничего не узнает! А если ей, тихоне с педагогического никто не поверит! Соколовский будет как будто ни при чем! Нет! Нет же! Ярость уступила место рассудку, Саша толкнула дверь плечом – язычок замка вылетел из паза, она выглянула в щель, с секунду посмотрела на небо и играющие с легким ночным ветерком сосны, поймала ухом шум редкого авто на магистрали, глубоко и жадно втянула ртом запахи ночного леса, закрыла дверь на крючок, вынула телефон из кармана покойника и рванула обратно, к своей камере. Еще у выхода она заметила, что коридор, по которому она двигалась, на самом деле – импровизированный. Две двери ведут в отдельные помещения только в самом конце, а весь остальной путь по чьей-то непонятной прихоти проложен змейкой среди нагромождений парт и полок с тоннами бумаг и устаревших или сломанных вещей. Ящик был цел, огонь горел весело, но пока только местами и еще не добрался до комнатки. Чертов огнемет! Саша быстро водрузила крышку на место, ударила кулаком по шляпке одного, другого гвоздя, рука заныла. Оно КОНЧАЕТСЯ!? Перед ней предстала самая большая проблема – как тащить этот громадный и неудобный ящик? Может, взять одну? Одного такого «Конфуция» и бежать? Нет! Они должны увидеть все! Все увидеть! На интуиции она бросилась в соседнюю комнату, откуда выскочил первый бандит и посветила вперед – в центре комнаты на столе стояло множество консервных банок, вскрытых и непочатых, небольшой рюкзак. На полу – импровизированные постели и горы мусора. Посветила на стену – чудо! Провода! Она схватила моток и метнулась обратно, наспех обмотала сначала ящик, потом обвязала себя и рванула прочь. Ящик на какое-то время как будто обрел крылья и полетел вслед за Сашей, вырвав с гвоздями порожек. Пламя разгоралось уже сильнее, папки с приказами и заявлениями быстро давали ему дорогу. До середины пути Саша бежала, затормозив лишь дважды – споткнувшись о ножку парты и уворачиваясь от упавшего откуда-то сверху горящего рулона то ли старых карт, то ли плакатов, коптящих противным черным дымом. Но в огненном лабиринте было слишком много поворотов, а ящик лишь прибавлял в весе – действие «вещества» подходило к концу! Сначала Саша перешла на быстрый шаг, потом просто на шаг. Повалил едкий серый дым. Она зажмурилась и натянула кофту до глаз. Ящик как будто магнитом тянуло к полу. Саша тащила его уже рывками. Боль ощущалась уже совсем, как всегда, и только прибывала. Тело под натянутыми проводами застонало, Прилив ярости придал Саше сил, она заскрипела зубами и потащила ящик сквозь дым. В голове, ни на секунду не теряя ритма, гремела грозно и равномерно, наподобие боевых барабанов, композиция, которую девушка где-то однажды услышала, окрестила «дерзким техно» и благополучно забыла, а едва стоило путам из проволоки и резины врезаться в ее кожу, как музыкальная шкатулка раскрылась, чтобы погнать свою хозяйку навстречу решающей схватке.

Последний поворот! Она переставляла ноги из последних сил, неудобная ноша постоянно за что-то цеплялась. За Сашиной спиной обрушился горящий стеллаж, пылающая связка бумаг упала сверху на ящик. Духота и жар подступали все ближе, с затылка лился пот, кругом парили искры. Все гуще они роились вокруг Саши как злые, огненные светлячки, норовя укусить. Она задыхалась под кофтой. Действие китайского зелья окончательно прошло. Где-то в сердце пламени начали взрываться патроны. Инстинкт самосохранения вскрыл последние телесные резервы: уже полностью онемевшими пальцами Саша сняла крючок, толкнула дверь и по инерции оттащила ящик метров на тридцать от двери – щиколотки щекотала мокрая трава, ящик скользил и шел чуть легче. Ветер сдул с крышки догорающие листы. Саша собрала в кулак остатки сознания и набрала в телефоне короткий номер

– Алло. Вэ-Гэ-У. Здесь стреляют. Пожар. Приезжайте… – она хотела положить трубку, но вдруг добавила, перебивая заторопившегося диспетчера, – а не хотите – не надо… Я их всех убила…

Саша нажала «отбой» и опустилась на землю, прислонившись спиной к ящику. От нее валил то ли пар, то ли дым, то ли и то, и другое. Сознание снова, пока слегка, но уже начинало мерцать.

– А кофте-то хана. Не починишь… – почему-то подумалось Саше, – на выброс теперь…

Боеприпасы тем временем хлопали, не переставая. Сашины веки неестественно быстро тяжелели, а на лице проступала спокойная улыбка. Она зажмурилась сначала ненадолго и представила, что это рвутся петарды, бьются пиньяты, и никакое это не пламя, а толпа празднующих мексиканцев неистово шумит, сливаясь в едином гуле.

– А я такая молодец. Мо-ло-де-е-ец. Мо-ло-дец… – она дышала тяжело, но в то же время спокойно, мерно. – Теперь ты приговорен. Гордиться. Мной. Мне теперь совсем не страшно…

Уже погружаясь в темноту, она услышала рев десятков сирен, с опозданием врывавшихся в ее мирок, как огромная, пахнущая водорослями и солью морская волна, растерявшая большую часть своей силы по пути к берегу, где, глядя в безбрежную даль, окунув босые ноги в теплый песок, сидела одинокая фигурка.

– А ты, Кобылкин Антон? Где сейчас ты? У каких берегов?.. – успела подумать Саша прежде, чем темнота накрыла ее с головой.

***

Соколовский сидел на кожаной софе напротив электрического камина, оперевшись на подлокотник и неспеша, небольшими глотками пил неприлично дорогой коньяк из хрустального бокала к этому коньяку прилагавшегося. На маленьком стеклянном столике справа, рядом с бутылкой лежал телефон, откуда по громкой связи звучал, неприятно искажая тишину, срывающийся голос Рафика, без конца повторяя «все пропало» и «беда, беда», перемежая это с длинными, без пауз речитативами то на арабском, то на русском. Соколовский никак не реагировал на него до тех пор, пока во время очередного глотка Рафик страшно не заверещал, то ли каясь, то ли призывая на помощь высшие силы, он слегка поморщился и скользнул пальцем по экрану смартфона. Установилась приятная внутренняя тишина с легким умиротворяющим гулом из раскрытого окна. Профессор поставил бокал на столик и слегка прошелся по комнате, бросив взгляд в тревожно дышащую темноту – ночной город тихо и приятно шумел, мерцая огнями машин и рекламы, не являя собой ничего необычного. Он посмотрел на камин – Нет, определенно нет, не нужно было перестраховываться. С настоящим было бы намного лучше, намного. И рядом шкафчик для дров… – Он усмехнулся и покачал головой. Захватив с полки над камином синюю папку, он снова опустился на диван. – Сразу ее нужно было пристрелить и точка. А потом на этих зверей списать. Что взять со зверя, а тем более с мертвого? – Секунд с двадцать он просидел, бессмысленно листая содержимое папки – Нет! Нет! – Он резко вскочил, напоминая самому себе кого-то другого. Очки на носу подпрыгнули. Соколовский бросил их на диван и быстро потер лицо руками – Как пристрелить? Что я вообще говорю? Стать как они? А разве я УЖЕ не один из них?.. – Он замер. Тряхнул головой, поправил ворот рубашки, как бы извиняясь перед собой за неожиданный всплеск эмоций и неловко, как будто находясь не у себя дома, а будучи гостем высокопоставленного лица, присел обратно на диванчик. Очки хрустнули. Соколовский усмехнулся и отбросил их в сторону. Снова отпил из бокала, хотел налить еще, но передумал и сделал большой глоток прямо из бутылки. Взял со столика блестящую безделушку, оказавшуюся зажигалкой с фирменным логотипом «Bentley», чиркнул колесиком и поднес к послушному мягкому огоньку уголок папки. Пламя нежно ласкало голубой пластик, тот в свою очередь был холоден и не давал и намека на ответные чувства. Взгляд Соколовского упал на надпись в уголке папки – «Изготовлено по заказу Восточно-Сибирского Государственного Университета из вторично переработанных материалов. Нетоксично. Не воспламеняется. С надеждой на лучшее будущее». Рядом несколько пиктографических человечков водили хоровод вокруг земного шара. Соколовский нервно и коротко прохохотал чужим голосом. Все кругом летело в пропасть, увлекая его за собой прямо на кожаном диванчике за десять тысяч евро.