Анна Никода - Домовой

«Нелепо как-то я жить закончила» — подумалось с недоумением. Ну ладно бы в битве со вселенским злом, или от старости — это хотя бы понятно. А здесь — за что?!

Неожиданно круговерть прекратилась. Из темной речной глубины навстречу вынырнуло существо, похожее на окружающих девиц примерно как бордель-маман на своих девочек. Толстое, уродливое, покрытое слизью и водорослями — словно его только что со дна подняли. Стремительно приблизившись, оно обхватило мое лицо цепкими пальцами — я даже не сопротивлялась, теряя последние крохи воздуха — и присосалось к губам в подобии страстного, но отвратительного поцелуя. В этот момент в глазах окончательно потемнело и сознание меня покинуло.

Очнулась на берегу. Мокрая, покрытая корочкой льда и сколькими остатками тины. С минуту созерцала бегущие по небу облака, пытаясь понять, что я здесь делаю и почему так холодно. А когда вспомнила…

Рвало меня минут двадцать. Темная, грязная вода исторгалась из меня непрерывно, словно из бездонной бочки, смешивалась с невольно выступившими слезами. Упав на четвереньки, я кое-как отползла от воды подальше, задыхаясь от свежего воздуха и мелькавших в голове картинок. Все было смазанным, мутным — как сама река — скорее даже не картинки, а образы, мысли, чувства… Просьба о помощи?

Растерянная, я села на задницу, заливая тропинку стекавшей с одежды водой. Какая, к бесам, помощь? Они меня чуть не утопили!

Но не утопили же? Или не пытались, а просто хотели… поговорить?

С русалками я раньше особо не общалась — с той, что тут раньше жила, и разговаривала-то всего раз, кто их, тварей подводных, знает, как они дела ведут?!

Вода в центре реки снова забурлила. Я настороженно смерила расстояние от воды до меня и на всякий случай передвинулась еще на полметра, готовая драпать со всех ног, но на этот раз ничего ужасного не случилось — вынырнув ближе к берегу, русалка (та самая, с которой я здесь впервые и познакомилась) поманила меня пальцем.

— Щас! — прохрипела я возмущенно. — Знаю я ваши шуточки…

— Ма прощения просит, — булькнула девчонка смешливо, если, конечно, такое существо вообще может быть смешным. — Не умеет она с человечками говорить… И из воды показаться не может. На дне живет.

— Ма, — только и смогла повторить я сипло, хлопая замерзающими ресницами.

— Мать речная, — серьезно ответила русалка, подплывая к берегу. — О помощи просит…

Я кивнула — знаю. То есть… Вижу? Что-то она мне передала, эта их Ма — тревогу, ожидание беды, надвигающуюся опасность.

— А за помощь… — русалка нырнула и тут же вынырнула, держа в горсти мелкий речной жемчуг. — Награда. Спаси нас, слышишь?

— Спасти, — я осоловело кивнула, даже не попытавшись жемчужины забрать. Знаю я этот сыр в мышеловке. — От чего?

Русалка гневно фыркнула, выпустив из ноздрей фонтанчики воды, что смотрелось бы комично, если бы не острые иглы зубов, показавшиеся из-под приподнятой губы.

— Нельзя нам! — прорычала она, закрутившись на месте. Взбаламученная вода пошла пузырями. — Нельзя! Мы давно тебя призывали, человека отдали, а ты все никак не поймешь! Спаси, слышишь? Иначе ничего не останется — ни нечисти, ни людей!

Выплюнув последние слова вместе с очередным фонтаном воды, она исчезла в глубине. Жемчужины так и остались лежать на берегу, розовея на черной земле.

— Отдали они, — прошипела я, кое-как собирая их в карман (бусы Машке сделаю!) и на карачках выбираясь на дорогу. Зубы выбивали чечетку, того и гляди язык прикушу. — А сказать нормально нельзя? Меня чуть на костре не сожгли!

Хотя в данный момент ничего против костра я не имела — продрогла до самых костей, даже пальцы вон синеть начали. Русалка скорее всего имела ввиду Генку, так внезапно и невовремя всплывшего на Рождество. Ох уж мне эти намеки!

Я трусцой добралась до дома и едва не сунулась в печь. Злобно начала срывать мокрую одежду.

Вот за что люблю людей — так за возможность говорить прямо! Нечисть же дикая связана таким количеством обетов, законов, заклятий и сил, что общаться с ними — все равно, что в шарады играть!

Я, дрожа всем телом, натянула сухие джинсы, теплые шерстяные носки и тельняшку на флисе, продолжая ругаться. Когда ругаешься, как-то теплее, что ли.

Залезла на печь с кружкой горячего чая и только выпив половину, поняла, что начала согреваться.

И от чего их спасти, интересно? Может, им местный священник не угодил? Так с ним я точно ничего не сделаю — себе дороже.

Но жемчуг не отдам. Это мне компенсация за моральный — тут я оглушительно чихнула и добавила еще один пункт — и физический ущерб.

И главное — ведро! Ведро не вернули! Зар-раза…

А вообще — это никуда не годится. Ходят, понимаешь, как себе домой. Не желаю, чтобы в моем колодце такие образины плавали!

Я почесала нос и гаденько ухмыльнулась. Все-таки есть преимущество быть нечистью разумной, человекообразной — мозги у меня работают лучше!

Реализация плана, правда, была отложена на завтра — сегодняшний день (точнее, остаток) я провела, заканчивая дела по хозяйству (с помощью Машки и ее ведра, стыренного у бабки) и отпариваясь в бане у Гришки. При виде меня — с опухшими глазами и покрасневшим носом, он даже спрашивать ничего не стал. Даша, слава богам, тоже — молча нагрела молока с медом и тертыми грецкими орехами, подсунула мне под нос.

— Детей своих так лечу, помогает, — усмехнулась она. Я осторожно попробовала — вкусно-о!

— Может, у нас пока поживешь? А то вон уже щеки горят, температура поди… — голова как раз пришел с работы и говорил из предбанника, стягивая куртку. Выглядел он неплохо, но я сделала себе заметку летом сделать для него сборов побольше — и почки почистить, и сахар заодно снизить.

От ночевки в чужом доме я категорически отказалась.

— Как ты вообще умудрилась-то? — Даша села напротив, отряхивая руки от земли — тоже с рассадой возилась.

Ответить я не успела — младшая девочка, ангелочек трех лет с ворохом белых кудряшек на голове, сидя на соседнем стуле, неожиданно выдала:

— Купа-вась!

Я изумленно хлопнула глазами — не то у них ясновидец растет, не то меня таки засекли… Но все оказалось проще — дотянувшись до моих волос, девочка вытянула из них длинную ленту водорослей и счастливо выложила поверх своей тарелки с картофельным пюре.

— Закаляюсь, — чихнула я, убирая это непотребство с глаз подальше и стараясь не смотреть в глаза окружающим.

На следующее утро, запившись противопростудных сборов и натеревшись всевозможными мазями, я отправилась прямиком в церковь. В носу все еще свербило, чихала я каждые пять минут, но температуры, вроде бы, не было, так что будем считать, что я легко отделалась — могла бы и воспаление подхватить.