Николай Феофанов - Таганай

– Это было не отравление, – продолжал Моляка. – В крови не найдено никаких признаков яда или чего-то подобного. Но вот их мозг. Они будто сами себя ввели в состояние анабиоза. Мозг спит, и очень глубоко, никаких сновидений. Я бы даже сказал, что мозг вообще не работает. График энцефалограммы почти без зигзагов. Невероятно, но температура их тела снизилась до 34,9 градусов. Они впали в спячку, как медведи.

– А почему пена изо рта шла? – спросил капитан, выдыхая очередную порцию сигаретного дыма.

– Видимо, это реакция в начальной стадии такого процесса. Я читал про китайских монахов в свое время. Так, те могли на несколько месяцев, а то и лет, входить в подобное состояние. Им не требовалось ни пищи, ни воды. А затем сами возвращались через какой-то промежуток к нормальной жизни.

– Да, я слышал о таком, – подтвердил Листровский.

Он вспомнил позу, в которой нашли Нестерова и Андросова. Все указывало на то, что оба псевдо монаха ввели себя в состояние анабиоза с помощью некоего ритуала, ради того, чтобы больше не подвергаться допросам. Оставалось неизвестным время, когда эти голубчики планировали вернуться в сознание. Листровский задумался, что служит для таких людей часами, по которым они определяют точку возврата. А вот братство, комната-храм которого была испещрена изображениями лица странного идола, вызывало у него все больший интерес. Листровский даже стал подумывать о том, чтобы нарушить свое обещание и плотнее заняться отшельниками и их тайнами.

Бритый на лысо Моляка в коричневой, видимо, импортной куртке выглядел ни к месту излишне лощеным. Смена белого халата на цивильную одежду радикально меняла его имидж. Сейчас он был больше похож на одного из франтов-стиляг, чем на кандидата наук и врача психиатрической лечебницы. Однако Моляку сильно беспокоило отсутствие разъяснений по поводу цели их путешествия на Киалимский кордон в компании с больным Коробовым. Поэтому доктор периодически покусывал губы, что выдавало его нервозность.

– Это как-то связано с тем, что Нестеров хотел похитить его? – Моляка ткнул пальцем в Коробова.

– Вы о чем доктор? – Листровский прослушал начало вопроса.

– Зачем он вам нужен там, на кордоне? – переформулировал ближе к теме Моляка.

Кгбэшники переглянулись. Шакулин по-прежнему придерживал носилки больного, смягчая подбрасывающий эффект ухабов каменистой дороги.

– Доктор, вы просто последите за ним, – успокаивающим тоном стал отвечать капитан, – а мы тем временем решим свои задачи. Потом сможем вам кое-что рассказать.

Моляка недовольно покивал головой. Ничего определенного ему конечно не скажут.

Через полчаса грузовик доехал до места назначения. Встречавших машину бойцов из отряда Барышкова Листровский тут же ангажировал для переноски Коробова в одну из дальних комнат длинного барака, того, в котором на кордоне ранее жили лесники. Моляке выделили комнату рядом. Как-то не с руки было отправлять доктора на койку в общее помещение, где располагались люди из спецотряда и планировали ночевать Листровский с Шакулиным.

– Глазьев, где он? – первым делом осведомился Листровский, встретив на крыльце капитана Барышкова.

– Опять в лес ушел, – командир спецотряда махнул рукой в южном направлении, – куда-то туда, за Терентьиху. Мы его тут попасли немного, любопытно стало. Но он в лесу лучше ориентируется. Кажется, улавливал хвост, а потом пропадал. Так что точно не знаем, куда он бродит. Вчера после вашего с лейтенантом отъезда в город, как дождь закончился, он тоже куда-то отправлялся.

– Но ночевал хоть?

– Ночевал здесь, – утвердительно кивнул головой Барышков.

– Что с ловушкой? Какие планы?

– Сделали кое-что, чуть все руки не стерли. Скоро покажу.

– М-да, ну хорошо. Мы вам как раз приманку новую привезли.

– Тот тип на носилках? А что с ним?

– О-о! – протянул Листровский, не меняя каменного выражения лица. – Это самое интересное. Пойдем внутрь.

Они вошли в барак.

Вечером Барышков повел чекистов по кордону, демонстрируя заготовленный план. Солнце уже закатилось за Большой Таганайский хребет, где-то в районе Круглицы, но небо еще осталось достаточно светлым, обрамленное мелкими кучками облаков. Киалимский кордон представлял из себя старую, давно покинутую деревеньку, где ранее заготавливали тонны древесного угля, и отправляли его по Старой Киалимской дороге в Златоуст на завод. Но в начале века необходимость в таком топливе отпала, деревенька была заброшена, а при советской власти и вовсе разрушена. Были оставлены только три строения, два длинных бревенчатых барака и деревянный дом. Все это обозначили на картах как «кордон» и поселили на нем лесников, отвечавших за северо-западную часть таганайского лесного фонда. Кордон находился в окружении смешанного леса и напоминал большую округлую поляну, вытянутую с юго-запада на северо-восток, диаметром сто пятьдесят метров. Буквально рядом, с южной стороны, протекал лесной бродяга этих мест – Киалим, который и дал название кордону. На северо-западе, примерно в трех километрах, возвышалась вершина Дальнего Таганая. В ту сторону лес был более плотным с преобладанием еловых деревьев.

– По периметру кордона, на четырех соснах, – начал Барышков, руками показывая, куда смотреть чекистам, – расположены точки оповещения. Там у меня по снайперу сидит. Зверюга до них не доберется ни в каком случае, высоко. Сама ловушка в виде волчьей ямы.

Они направились к месту, где было навалено множество больших веток деревьев. Немного не дойдя до границы этой своеобразной свалки, Барышков остановился.

– Как вы понимаете, это и есть яма, – сказал он. – Она уже готова, глубина три метра. К сожалению, дальше – одни камни. Все дно в больших кольях. Периметр, где-то пять на десять метров. А вот это, – он показал на два еле видных, торчащих из земли красных флажка рядом с ямой, – линия безопасности. Яма разделена на две половины, флажки обозначают твердый перешеек. Ширина, примерно метр. С боков укреплен, так что не обвалится. Туда можно вашу приманку поместить.

– Чтобы зверь кинулся к приманке и ушел вниз? – уточнил Шакулин. Они с Листровским в присутствии спецов намеренно не пользовались ни словом «оборотень», ни тем более новым – «Уутьема», чтобы избежать лишних разъяснений.

– Да, думаю, во флажках он не разбирается. Да, и надеюсь, зверь не подсматривал, когда мы здесь рыли. – Барышков усмехнулся и подмигнул Листровскому.

– А это для чего? – Листровский кивнул на два больших кострища, сложенных в двадцати метрах от ямы по разные стороны.

– Задумка такая. Если зверь выйдет к кордону, и направится к яме, то существует второй вариант. Вдруг не захочет в ловушку лезть. Двое моих парней самострелами засылают на кострища, которые мы обильно полили керосином, горящие тряпки. Они воспламенятся, и стрелкам будет лучше видно объект. Накроем его огнем со всех сторон. Правда, по опыту, я не уверен, что наши пули доставят зверю неудобства.