Николай Феофанов - Таганай

Через два часа в подвальном помещении управления КГБ, где комиссия допрашивала Листровского, сидел на стуле Нестеров. Только теперь руки допрашиваемого были украшены наручниками, а глаза ярко слепил свет сразу от двух ламп на столе, за которым расположился Листровский. Он решил в одиночку провести процедуру.

– Ну, что, товарищ Нестеров? Что это вы с нашим лысым доктором сделали? Он теперь от своих пациентов не сильно отличается? Это ведь гипноз, не так ли?

Нестеров был угрюм, но зол. Лампы причиняли ему сильный дискомфорт, что раздражало директора музея еще больше.

– Ничего вы от меня не услышите!

– Это понятно. Но верните человека в нормальное состояние. Советскому обществу нужны хорошие психиатры! – довольный Листровский рассмеялся. – Каким образом вы его зомбировали?

– Это не гипноз, – проскрежетал сквозь зубы Нестеров. – Он сам очнется завтра утром, только ни черта помнить не будет.

– Хорошо. – Листровский уткнул щеку в левую ладонь, готовясь к долгой беседе. – Зачем вам понадобился Коробов? Что вы с ним собирались делать?

Нестеров демонстративно отвернулся, показывая, что «без комментариев».

Капитан хмыкнул и улыбнулся.

– Вы считаете, что он меченый? Хотели его убить, так как пока жив меченый – Уутьема неуязвим? – Листровский откинулся в кресле, ожидая эффекта от выданных только что сведений, которых он, в принципе, знать не должен.

Нестеров и вправду всполошился. Он попытался сквозь слепящий свет отыскать силуэт капитана, но, наконец, с недовольным «а-а-а» оставил эту затею, лампочки мешали.

– Откуда узнали? – кинул он. – Сами не могли. Неужели Глазьев?! А? Глазьев вам сказал?

Листровскому понравился эффект, он ухмыльнулся уголком рта.

– Хотите без особых проблем вернуться к обычной жизни? Отвечайте тогда лучше на мои вопросы, а не задавайте свои, – спокойно заметил капитан. – Итак, начнем сначала. Вы с Андросовым из тех, кто называют себя лесными братьями? Из раскольников, что живут в подземных помещениях, где-то у Юрмы?

– Место даже запомнили, – огрызнулся директор музея, пытаясь удобнее сесть в стуле. Его рубашка уже основательно взмокла, пиджак с Нестерова предусмотрительно сняли, чтобы не было фокусов с воротничками. – Ничего я вам не скажу.

– Что же, посмотрим. Как вы относитесь к химии, Валерий Викторович?

– Что за дурацкий вопрос, товарищ Листровский? – фамилию капитана Нестеров выговорил с особым изяществом.

– Я ведь могу и без вашего согласия все у вас выведать. Хотите получить небольшую дозу эликсира честности?

– Ха-ха, это вы на своих шпионах проверяйте эликсиры, на меня не подействует.

– На всех действует.

– Но не на нас.

– На нас, на ком? На нас – лесных братьях? У вас есть иммунитет?

Нестеров долго ничего не отвечал, но затем разразился речью:

– Вы ничегошеньки не понимаете, в том, что происходит, слышите! Ничего! Меченого нельзя убивать!

– М-да? А вот практика прошлых веков, и ваш духовный лидер в черном капюшоне, говорят об обратном.

– Он просто не знает, КТО меченый в этот раз, – уже спокойнее ответил директор музея.

Листровский полминуты ждал продолжения, но Нестеров опять перестал говорить.

– А если бы знал? – решил стимулировать дальнейшие разъяснения Листровский.

– А если бы знал. Подозреваю, вы бы никогда с ним не встретились. С тем, кого вы назвали духовным лидером. Без вас бы обошлись.

– Но теперь без нас обойтись трудно. На карту, Нестеров, поставлено много различных судеб. Помните, я вас предупреждал не водить меня за нос? Вы не вняли. Сейчас мне надо, желательно без потерь, уничтожить вашего любимого оборотня. – Нестеров фыркнул на слове «любимый». – Поможете нам сделать это, посмотрим, возможно, вернетесь в свой музей. В том же качестве. Будете молчать, я в долгу не останусь. Мне кажется, у нас обоих одни и те же цели. Так, как избавиться от оборотня и для чего вы похищали Коробова? – Листровский резко повысил голос на последней фразе.

Нестеров демонстративно отвернулся.

– Ну, хорошо, – с раздражением сказал капитан. – Сгною, Нестеров, в том же учреждении, из которого вы пытались стащить Коробова. Усекли? – На этих словах капитан поднялся и вышел из помещения, оставляя директора музея в обществе двух лампочек.

Поздно ночью допрос лейтенанта Андросова прошел для Листровского с тем же успехом. Под первоначальным нажимом, что Андросов больше света белого не увидит, он-таки выдал, что Коробова они не собирались убивать. Но потом окончательно замкнулся и даже эмоционально никак не реагировал на вопросы, бесстрастно глядя в пол.

На следующее утро Моляка и вправду вернулся в себя. Он ничего не помнил, начиная с того момента, как в палату к Коробову вошли двое натуралистов. И был шокирован подробностями действий, которые совершил, находясь под действием некоей разновидности гипноза, примененной директором музея. Но расплываться мыслью по древу было некогда, и поспавший всего пару часов за рабочим столом Листровский, отвез доктора в психиатричку, где Моляка собрал все возможные записи и карточки по болезни Коробова. Сам больной после задержания «УАЗа» был отправлен обратно в свою палату, где его и нашел Моляка. Капитан дал доктору распоряжение в случае чего готовиться к выезду на природу вместе со своим пациентом уже на вполне легальном основании, но цели такого выезда не указал. В конторе капитану предстояло главное, отправиться к Верещагину и доказывать необходимость выдачи нужного документа, о котором они вели речь вчера.

Капитан вернулся в их с Шакулиным кабинет с довольным видом. В руках у него была некая бумага. Он махнул ей перед лейтенантом, проходя к своему столу. Но Шакулин выглядел еще более удовлетворенным.

– Это она? – осведомился он у Листровского, кивнув на бумагу.

– Да.

– Ну, тогда, хочу заметить, что показания свердловских врачей однозначно говорят о том, что, внимание… – Шакулин просиял широкой улыбкой, – … в коме Коробов несколько раз испытывал странные приступы активности, не приходя в сознание. Он дергался всем телом, пульс зашкаливал, мозг вдруг начинал подавать признаки огромной активности. Неплохо, да?! А вот теперь самое интересное. Такие приступы наблюдались пять раз, два из них четко совпадают с числами, когда были отмечены нападения нашего зверя: 18 октября 67-го года, 24 февраля 68-го года, в эти дни пострадали Вагатин и Смолохницын. Из комы Коробов неожиданно вышел в марте текущего 69-го года, и уже находясь в таком состоянии, испытал пять приступов. Один из них произошел 3 июня, когда было нападение на Рохлина. Я проверил и еще кое-что. В те дни, когда происходили нападения объекта «Иван», у Коробова никаких припадков не состоялось, ни разу. То есть больной связан только с атаками оборотня. Мы на верном пути! – заключил Шакулин и, выйдя из-за стола, передал Листровскому листок со своими пометками, сделанными по результатам анализа свердловских карточек Коробова.