Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

«Простите, что я пишу так неразборчиво, но пишу я ночью, при бледном свете луны. Я не решаюсь зажечь свет, так как это может разбудить мисс Джонс: она спит в соседней комнате, дверь в которую открыта.

«К счастью, я нашла в кармане пальто завалявшуюся марку (кошелек у меня отняли и я не располагаю ни одним центом); так как по парку мне разрешается ходить одной, я привяжу письмо к камню и попытаюсь бросить через ограду. Может быть найдется услужливый человек, который подымет письмо и опустит его в ящик.

«Не пытайтесь писать мне — это было бы бесцельно, так как почту принимает мисс Джонс и предварительно читает все мои письма.

«Я не могу понять, какую цель преследуют мои родители подобным отношением ко мне; быть может вам удастся разрешить эту загадку. Сделайте попытку спасти меня, милый мистер О’Кийф: мне кажется, что я сойду с ума в этом тягостном одиночестве.

«Ваша отчаивающаяся Этель Брайт».

— Черт возьми, несчастная девочка, — сказал Томми внимательно слушавший. — Надо спасти ее!

— Я во всяком случае еду во Флориду, — заявил О’Кийф.

— Но вам не удастся проникнуть в Голден-Хилл, — заметил Джэк Бенсон.

— Это я знаю» но…

— Что-нибудь необходимо предпринять, — сказал Гарвэй Уорд, — несчастная девушка действительно может дойти в таких условиях до сумасшествия. Я знаю мисс Брайт. Она впечатлительная и в высшей степени нервная женщина и вряд ли способна будет долго выносить подобную пытку.

Томми с остервенением жевал свою неразлучную резиновую жвачку, почесывал затылок, что-то ворчал про себя и наконец спросил:

— Вы сумели бы, мистер О’Кийф, подделать почерк?

Журналист вопросительно взглянул на него.

— Да, Томми, это моя специальность, которой я особенно горжусь. Я мог бы мастерски подделывать векселя. Но к чему это нам сейчас?

Томми бросил на него пренебрежительный взгляд, яснее слов говоривший: «Ты, батюшка, глуп!» — О’Кийф, поняв этот безмолвный упрек, расхохотался.

— Да, Томми, до вашей американской проницательности мне далеко. Сжальтесь же над моей глупостью и откройте мне ваш план.

Томми смутился:

— Я ведь не сказал…

— Ваши глаза сказали, а теперь заговорите и языком.

— Я думал… — начал Томми, — если бы вы, например, приехали в Голден-Хилл с письмом от Генри Брайта, адресованным мисс Джонс… Хотя бы в качестве врача, чтобы осмотреть мисс Этель. Вас пустили бы ведь, не правда ли?

— Замечательная идея, Томми! Но где мне взять письмо?

— Да, разумеется, вы сами должны сфабриковать.

— Но я даже не знаю, голубчик, почерка мистера Брайта.

— Я наверное сумею раздобыть вам образец, — заявил Томми со снисходительным высокомерием всемогущего гения, для которого нет ничего невозможного.

— Не хвастайся, Томми! — осадил его Уорд. — Ты, конечно, делаешь чудеса, но этого, пожалуй, и тебе не удастся.

— Умеете вы молчать? — спросил Томми торжественно, оглядываясь кругом. — Вы обещаете не передавать ни одному человеку того, что я вам сейчас скажу?

Все трое дали требуемое обещание.

— Ну, так слушайте: мистеру Джону Брайту предстоят весьма значительные убытки в ближайшие дни. Нашелся охотник до золотых и серебряных вещей в его доме. Один из моих приятелей уже три месяца живет там вторым лакеем и подготавливает почву. Налет будет совершен в один из ближайших дней. Я вот и хочу попросить своего приятеля раздобыть мне заодно несколько образцов почерка мистера Брайта.

— Великолепно, Томми, — в восторге воскликнул О’Кийф. — Как хорошо все-таки иметь таких друзей!

Гарвэй нахмурился.

— Томми, ведь ты мне обещал?

— Я не участвую, Гарвэй, право же нет! — уверял Томми.

— Отлично! Как только мы смастерим письмо, я еду, — сказал О’Кийф. — А как, собственно, добраться до Голден-Хилл?

— Через Таллахисси, — ответил Бенсон.

— Если вы поедете через Таллахасси, О’Кийф, — сказал психиатр, — то я буду просить вас навестить там одного моего знакомого, с которым тоже случилась странная история. Я как раз вчера получил письмо. — Он встал и подошел к письменному столу.

— Еще одна история! — воскликнул журналист. — Право, в Америку стоит приезжать! Здесь за три месяца переживешь больше, чем у нас в Англии за три года.

— Впрочем, весьма возможно, что здесь мы имеем дело с простой мистификацией, — заметил Уорд. — Я прочитаю вам письмо.

«Дорогой Уорд,

«Я хочу спросить у тебя совета в одном весьма необыкновенном деле. Мне в последнее время жилось в материальном отношении весьма скверно. Мне приходилось несколько раз выступать на пролетарских собраниях, и этим я навлек на себя немилость нашей всемогущей Торговой Палаты, а также и союза торговцев и промышленников (кстати сказать, я в своем выступлении говорил только об антисанитарных условиях труда в местности к востоку от Таллахасси). Меня, по-видимому, решили бойкотировать; во всяком случае уже в течение нескольких месяцев все состоятельные пациенты меня избегают, и ко мне обращаются только те, кого, по бедности, я лечу бесплатно. Для меня не имело бы смысла перебраться в другой город, так как мое имя наверное внесено в черный список. Как бы то ни было, я сейчас остался без всяких средств и буквально не имею возможности внести квартирную плату за следующий месяц. Решительно не знаю, откуда ждать помощи!

«Вчера часов в десять вечера ко мне позвонили. Открыв дверь, я с радостью увидел хорошо одетого мужчину, которому я в душе пожелал всевозможных сложных болезней, так как для меня это было бы истинным спасением. Однако очень скоро я убедился в том, что незнакомец, назвавшийся Гаррисом, хотя и явился не в качестве пациента, тем не менее мог принести мне счастие. Он сказал несколько лестных слов о моей врачебной репутации, а затем спросил, не соглашусь ли я взять службу в одном фабричном поселке? Мне будет назначено определенное жалованье, кроме того будет еще возможность прирабатывать. Поселок расположен на острове, и меня доставят туда на яхте.

«Я обратил внимание на то, что Гаррис не упомянул ни названия острова, ни местоположения его: еще подозрительнее мне показалось то, что основным условием службы должен был быть пожизненный контракт.

«Я выпросил две недели на размышление и хочу использовать это время, чтобы посоветоваться с тобой: принять это предложение или нет. Если я его приму, то сразу избавлюсь от всех своих мытарств; меня сильно смущает только последнее условие договора.

« Жду твоего подробного ответа. Твой Давид Блэк».

— Я немедленно перевел Блэку по телеграфу сто долларов, — прибавил Уорд — и всячески советовал ему не принимать должности. Мне очень хотелось бы, О’Кийф, чтобы вы по дороге навестили его и постарались разузнать, в чем тут дело. Блэк — идеалист, человек в высшей степени непрактичный, и его всякий надует.