Кэтрин Валенте - Сияние [litres]

(Студия «Транкилити», 1961, реж. Персиваль Анк)

Аудиозапись сделана для сведения Винченцей Мако

ПЕРСИВАЛЬ АНК: Я не знаю, как всё закончить. Столько времени прошло, а я всё ещё не знаю. Я не могу изменить историю Рин. Но я думал… я думал, что уж ему-то смогу дать историю получше. Такую, в которой у него были все средства, чтобы отыскать своё предназначение, как положено героям. Такую, где его спасли. Но если кого-то что-то и спасает, то лишь ответы, а у меня их нет. Я подготовил сцену для концовки, застелил кровать, зажёг свечи, а эта сука предпочла мёрзнуть на улице, лишь бы меня разозлить.

МАКО: Но ведь никто и не говорил, что это будет реальная концовка. Помнишь? Всё должно было получиться лучше, чем в реальном мире. В этом-то всё и дело. Именно такой дар мы хотели ей преподнести. Всё должно было иметь смысл. Всё должно было рифмоваться с началом неким неописуемым образом, какой никогда не встречается у концовок в реальной жизни. Мы и не собирались рассказывать истинную историю – всего лишь такую, которая окажется большей частью истинной. Концовка, которую мы запланировали, действительно элегантна, если следовать логике, и «элегантность» важнее «правдоподобия». Ну, право слово, это ведь всегда был наш девиз.

АНК: Эта задумка со сказкой изначально была обречена на провал. Она красивая, но подход к истории получается непрямым. Этим способом можно рассказать лишь об ощущениях. Но нельзя сказать что-то вроде: «Северин Анк умерла от удара током». И нельзя сказать, что не умерла. Язык совсем неправильный. У нас неясности и так выше крыши; нам больше не надо. И, в конце концов, это не детская история. И не взрослая. Это не история Анхиса, Северин или кого-то ещё, это их общая история – и она о том, как они очутились в запертой комнате, понятия не имея, как из неё выбраться.

МАКО: А это мысль. Загадка запертой комнаты?

АНК: Хм. Может быть. Мы в самом начале сделали его детективом. Может, и закончить можно так же. Пусть немного подетективит. Но какая комната? Нам нужна камера, склеп или, быть может, корабль? Огромный особняк у нас уже был.

МАКО: Не надо так буквально. Венера – вот наша запертая комната.

АНК: Когда деваться некуда, кое-что тайное и впрямь становится явным.

МАКО: Пусть загадка останется, но сердитого и задумчивого нуарного героя мы уберём. Добавим толику старой доброй викторианской отваги. Массу кружев и кожи. Комнату, полную подозреваемых, блистательного гения со склонностью к театральным эффектам. И зачем цепляться за людей, которые на самом деле жили? Заполируем всё магией, сюрреалистичным блеском и лоском. Не слишком много – в глубине души все ненавидят авангард. Но достаточно, чтобы уйти, громко хлопнув дверью.

АНК: Но, Винче… Я с таким уже сталкивался. Я слишком хорошо знаю эту песенку. Её мне спели на полной громкости. Не знаю, сумею ли я опять через это пройти, пусть даже сидя за печатной машинкой. Эта жуткая, отчаянная ночь, и Мэри смотрит на меня, словно я у неё на глазах превратился в гончую ада…

МАКО: Давай не будем сейчас об этом говорить. Всё давно закончилось.

АНК: Я должен был рассказать Северин. Секреты кажутся такими важными, пока не выясняется, что не с кем ими поделиться. Я бы в конце концов ей рассказал. Я бы нашёл правильный момент. Помню, однажды она спросила меня о концовках. Я сказал, что можно сочинить историю, в которой будут сплошные начала, но я не знал, возможна ли такая, в которой только концовки. Если она любила меня, то дала бы концовку, которую я смог бы использовать. Если она меня хоть немного любила… [долгая пауза] Я был ужасным отцом.

МАКО: Неправда. Ты был эксцентричным. Не ужасным.

АНК: Я бросил её. Это единственное караемое смертной казнью преступление, на которое способны отцы. У матерей есть тысяча способов потерпеть неудачу. Работа отца заключается лишь в одном: нельзя бросать своего ребёнка. А что я сделал? Позволил ей носиться где попало и не позвал ужинать, когда зашло солнце.

МАКО: Перси… ты не обязан это заканчивать. Ты можешь просто остановиться. Северин бы не разочаровалась, если бы ты не закончил. Она бы поняла. Она ведь тоже оставила фильм недоделанным.

АНК: Ох, Винче, нет. Если я всё брошу… если я брошу этот фильм, он окажется в точности таким же, как она. Бедным, брошенным созданием без концовки. Если я так поступлю… она подумает, что я её не любил. Я не могу допустить, чтобы она так подумала. Я позволил ей поверить во много мерзостей обо мне, но только не в это. Вот как я её любил. Она это знает, признаёт. И я тебя уверяю, если она где-то сейчас существует, то ненавидит саму себя за то, что бросила «Сияющую колесницу» недоделанной.

MAKO: Выходит, «Загадка Розовой планеты»?

АНК: Если у тебя в заглавии «Загадка», ты обещаешь дать на неё ответ. Если ты собираешься выложить карты на стол, это должны быть хорошие карты. Ну и к тому же ты предлагаешь мне нечто, ужасное само по себе. «Розовая планета». Ты уволена, Винче. И в этот раз я не шучу.

МАКО: У нас кое-какие ответы всё же имеются. А остальное… догадки. Мы выложим лучшие карты из всех, какие имеем. Может, это и не флеш-рояль, но хватит, чтобы сорвать куш. И кто знает? Может статься, наша версия окажется правильной. И не такое бывало.

АНК: [шепчет] Если я скажу, что она мертва, это станет правдой.

МАКО: Тогда не говори.

АНК: Хочу вернуться и начать заново. С первого кадра. Во время грозы. С серебристой корзины. На этот раз я всё сделаю правильно. Я могу лучше. Просто нужен ещё один дубль.

Начнём с самого широкого из всех панорамных планов и будем его сужать: итак, бесконечные огни в бесконечной тьме. Десять огней – оттенки золота, синевы, зелени, ультрафиолета и красноты. Один-единственный розово-оранжевый фонарик висит посреди широкого, бескрайнего ничто, где нет ни пола, ни потолка. Всякий раз, когда он поворачивается вокруг своей оси, проходит год. Ближе. Город на поверхности фонарика, огороженный каналами, похожими на бархатные верёвки. В городе единственное здание, похожее на за́мок, но не совсем, узкое, высокое, украшенное мандариново-агатовыми колоннами, с горгульями, которые в лапах держат сердца, а во рту – пионы, с окнами, обращёнными к морю. Двери тихонько закрываются и защёлкиваются; все, кому надо, уже внутри.

Начнём с самой обезличенной перспективы, потом сузим апертуру: что видят горгульи, когда смотрят в окна?