Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Наместник снова примолк, подбирая слова. Най терпеливо ждал.

– Реформы многое дали нам. Десяткам тысяч людей они освободили места, которые давно надлежало отдать им по праву. Десятки тысяч тех, кто может служить и работать. А значит, есть и продвижение на их прежние места тех, кто незаслуженно прозябал, не находя себе применения. Это касается и службы, и главенства над родом. Долголетие не всегда благо. Если отец сходит в могилу, когда сыну уже за шестьдесят, сын уже не сможет достойно управлять родом. Им самим слишком долго управляли. Ему неоткуда взять это умение. Другое дело, если он становится главой рода в надлежащем возрасте, при еще живом отце, который может подать совет – но не может больше приказать. И не забудем женщин, которые получили право и возможность работать наравне с мужчинами за равную плату и под своим именем. Верно?

Най кивнул.

– А теперь посмотрите на ситуацию с другой стороны. Хорошо, если женщине ремесло позволяет сидеть дома. А если нет? Куда девать детей? Кто за ними присмотрит? А в полевую страду куда их девать? Нам больше не грозит голод – но если дети будут гибнуть от безнадзорности, не велика ли окажется цена? И не забудьте, сколько недовольных стариков породили эти реформы! Был главой рода, служил в управе, заправлял гильдией – и кто он теперь? Никто, и звать никак.

– Это не просто недовольство, – медленно произнес Най. – Это куда хуже. Еще вчера был человеком – а теперь никто. Никому не нужный. Никчемный. Такого сознания ни одно долголетие не выдержит. От такого и с ума сойти впору, и руки на себя наложить… да попросту угаснуть!

– Вы правильно поняли, – кивнул Наместник.

– Никогда не поверю, что Государев Наставник этого не предвидел!

– И опять вы правы. Предвидел. Именно этими последствиями он сейчас и занимается.

– Каким образом? – Най не притворялся, ему и в самом деле было интересно.

– Организуя дневные детские приюты и школы при них. – Наместник невольно улыбнулся растерянности Ная. – Одно дело, когда бабушки и дедушки просто приглядывают за внуками. Да и не у всех есть дедушки и бабушки. Невелик почет, знаете ли. А вот когда те же самые старики занимаются тем же самым не просто так, а практически на служебной основе, да при жалованье… есть за что снова себя уважать.

– Полагаю, еще пару-тройку лет обождать, и появится новая управа, – задумчиво произнес Най.

– Бесспорно, – открыто улыбнулся Наместник. – Тем более, что заразителен не только дурной пример. Государев Наставник хоть и в отставке, а все равно в фаворе. Ну, как с него не собезьянничать? Королю понравится. Я думаю, что отец ушел со своего поста не только для того, чтобы утянуть за собой самых заскорузлых дурней, а еще и затем, чтобы в провинции заняться без помех новым делом.

– Да на него просто молиться должны! – с горячностью воскликнул Най.

– А вот тут вы ошибаетесь, – возразил Наместник. – Нет, в сельской местности так оно и есть. И любой крестьянин будет работать на поле в полную силу, если может не тревожиться о детях. Если знает, что их и обиходят, и присмотрят, и грамоте научат. Начальная трехклассная школа для всех.

Ого! Вот это замысел!

– А в городе не все так гладко. Особенно когда речь идет о бывших служащих управы в средних чинах. Купцы – нет, они свою выгоду и под землей учуют. А вот старики из управы – это проблема.

– Пожалуй, понимаю, – произнес Най. – То был государевым человеком, судьбы вершил – а то вдруг за младенцами подгузники пересчитывать. Да как же можно такую большую лягушку с такого высокого холма, да в лужу скинуть!

– Примерно, – согласился Наместник.

Най призадумался. Сказанное открывало новые возможности для розыска. Те, о которых он раньше и знать не знал.

– А вы не могли бы назвать самых громких крикунов? – осторожно поинтересовался он. – Может, отец вам что-нибудь рассказывал?

– Рассказывал, – не стал отрицать Первый Взлет. – И я составлю для вас список. Но по большей части это именно лягушки – квакают громко, а укусить не могут. Сами они убивать не пойдут – куда им камень в руке удержать, когда из них и так песок сыплется. А нанять убийцу и страшно, и денег жалко. Да и станет ли бывший чиновник якшаться со всяким сбродом. Нет, эти люди слишком высоко о себе понимают. Разве что один… если уж расспрашивать, я бы вам посоветовал его не пропустить.

– Кто такой?

– Моу Дорогой Гость, – с подчеркнутым бесстрастием произнес Первый Взлет.

– Дорогой – в каком смысле? – уточнил Най.

– В том самом, – поморщился Наместник. – Который слишком дорого обходится – во всех отношениях. Сами понимаете, такое прозвание просто так не дадут. Только заслуженно.

Прозвания и вообще дают только заслуженно. Имена – дело другое, они даются один раз и на всю жизнь и хранятся внутри семьи в глубокой тайне. И не случайно вступающие в брак обмениваются шкатулками, где лежат свадебные карточки с их именами. Но даже и в семье предпочитают называть друг друга не по именам, а по прозваниям – мало ли кто может подслушать и учинить порчу. Не человек, так злой дух… нет уж, лучше обойтись прозванием. По нему никого не зацепишь и зла никому не учинишь. Тем более, что редко кто носит одно и то же прозвание от рождения и до смерти. Так что если твое детское прозвание тебе не по нутру, погоди немного, найдется тот, кто помыслит о тебе иначе и назовет по-иному. Тогда веди его в храм и меняй прозвание – если оно дано искренне, само собой. А если нет, оно к тебе не прилипнет. Хоть восемь раз в храмовую книгу его записывай, хоть восемью по восемь – ни одного знака не останется на странице. Не дается прозвание просто так. И сам ты себе его поменять не можешь. Прозвание – на устах людей, а не на твоих. Именно так Най сменил свое детское прозвание на нынешнее, веселое и куда как ему подходящее – попросил сослуживца, назвавшего его Вьюном едва ли не в сердцах, зайти с ним в храм. И пристало оно к сыщику – не отлепишь. А ведь бывает и по-другому. Бывает, что люди, не сговариваясь, начинают честить кого-то на один лад. И строка в храмовой книге меняется сама собой. Прежнее прозвание умирает. А жертва общественного мнения получает известие из храма, что отныне он никакой не Прекрасный Павлин, а вовсе даже Тухлая Репа. Ну, или наоборот – и такое случается.

Не хочешь ходить Тухлой Репой или там Крысом Помоечным? Все зависит от тебя. Живи, как человек, а не как помойная крыса – и злое прозвание со временем само стечет с тебя. Конечно, бывают такие прозвания, что их и сменить невозможно.

Вот Шан, к примеру, навсегда останется Храмовой Собакой – не из-за внешности, а потому, что это и есть его суть: охранять от зла. Зато Тье еще долго пробудет Воробьем – но уж точно не до старости.