Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Вероятно, «ушки» оказались для Воробья вкуснятиной просто сверхъестественной, потому что свою долю «ушек» он продолжал убирать в рот хоть и медленно, зато неуклонно.

– Страдалец ты наш, – умилился Шан. – И сегодня страдал, и завтра придется.

– Почему?!

– А потому, дружок, – нравоучительно сообщил Шан, – что завтра уже мы будем проставляться. За такую работу – полагается. Так что готовься. Быть тебе и завтра…

– … объевшимся. – подхватил Тье.

– Именно.

– Отлично сработано, – произнес Най, бегло просматривая бумаги. – Действительно отлично. А здесь у тебя что?

– А это я к гадальщикам ходил, – признался Тье.

– И охота тебе была лысину брить, – пожал плечами Най. – Ну, вот зачем тебе это было надо?

– Чтобы за спиной сомнений не оставлять, – твердо ответил Воробей.

– Да я уж вижу, что ты парень дотошный, – усмехнулся Вьюн. – И как сомнения – развеялись? Убедился, что злого умысла со стороны гадальщика тут быть не может?

– Убедился, – вздохнул Тье. – Правда, самого его я так и не повидал.

– Ну, это неудивительно.

– Но список его гаданий за последнее время все-таки выпросил.

Най снова пожал плечами, взял в руки список и глянул на него мимолетно – да так и застыл. Вся краска сбежала с его лица, всякое выражение покинуло его, словно Вьюн увидел призрака.

– Да что там такое? – удивился Шан.

Най без единого слова положил список на стол. Шан взял лист бумаги, вчитался в него – и только присвистнул.

– Нет, ну вот это я понимаю, совпадения! Да так просто не бывает!

– Почему? – жадно спросил Тье.

– Да потому, что к плохому гадателю Наставник Тайэ не стал бы обращаться. А Чистое Зеркало в своем деле очень хорош. Но хороший гадатель не мог бы ошибиться столько раз подряд. Злого умысла тут быть не может, но и на совпадение не спишешь. Не получится. Да ты сам посмотри… впрочем, ты здесь человек новый, верно, иначе ты бы уже углядел. Но вот хотя бы семья Мин. Я их немного знаю, они не очень далеко от меня живут. Гадали на брак единственного сына. И нагадано было полное счастье, доверие, любовь… да вся округа знает, что там дело к разводу идет! Какое уж тут счастье. Или вот – Дани Ночной Ветер. Служит в Фарфоровой управе. Недавно получил неожиданное повышение. Должность старшего помощника. Гадал на дальнейшую службу. Нагадано – беспорочный успех, скорое продвижение и вообще всяческая удача. Хороша удача! Парень под домашним арестом сидит, и обвинения – хуже не придумаешь. Кража королевского достояния, дача взятки, преступный сговор. Для полной удачи разве что поджога с убийством не хватает.

И тут Най, наконец, отмер. Куда только подевался недавний отсутствующий взгляд!

– Да бред это все! – яростно воскликнул он. – Бред и клевета! Я знаю Дани. Я его почти пятнадцать лет знаю. Он никогда бы этого не сделал.

– Ну, тебе виднее, – осторожно начал было Тье, – но люди меняются иногда. Да и точно ли мы знаем человека до самого донышка? Думаешь, что честный, а на самом деле…

– А на самом деле, – резко оборвал его Най, – есть то, что я знаю о Дани твердо. Ночной Ветер и правда честный, до мозга костей честный, но не это главное. Я знаю, что он никогда, никогда не сделал бы ничего такого, что может хотя бы случайно повредить его отцу. Или хотя бы расстроить. Даже если бы тот не узнал, все равно. Ничего такого, что отец осудил бы.

– Почему?

– Потому, – так же резко ответил Най, – что Дани Лисий След ему не отец.

Хм… занятное прозвание. Говорящее. Прозываться следом кого-то из богов или духов имеет право только врач. И не какой попало, а один из лучших. Тот, кто не просто имеет подлинный талант, а еще и отдал на храмовом алтаре взамен на магический дар исцеления побольше, чем устойчивость к простуде или отменный слух. А если учесть, что Лисе молятся о красоте, грации и плодовитости, вывод напрашивается сам собой. Не красотой заплатил за свой дар Дани Лисий След, а…

– Погоди – получается, его отец – евнух? – сообразил и Тье.

– Именно. А Ночной Ветер его приемыш. Лисий След его подобрал во время осады Интона. Избитого, больного, умирающего от голода. Наткнулся на уличного побродяжку и взял к себе. Вылечил, откормил… последним делился. Врача Дани все в городе знали, все уважали. Когда осада началась, его и еще трех человек приставили к раздаче продуктов. Знали, что он никого не обделит. Он и не обделил. Зернышка лишнего под ноготь не загреб из чужой пайки – всякий ли перед таким искушением устоит? И когда Ночного Ветра подобрал, порядка раздачи не нарушил. Ночной Ветер – побирушка малолетний, ни в каких списках не значился, так его как бы и нет вовсе, и пайков на него никто не выписывал.

Бродяжка. Побирушка. Никто. Тот, кого нет.

Такой же, как я.

Это понимание огрело Шана, словно дубина.

– Лисий След ему свой паек отдавал. Долго. Когда помощь пришла и осаду сняли, говорят, на врача смотреть вчуже было страшно – тощий, кожа да кости, в чем душа только держится. Но выжил все-таки. Оба выжили. И мальчишку Дани усыновил. Ночной Ветер к нему всей душой прикипел. А для Лисьего Следа это был нечаянный подарок. Сын, которого у него не может быть. Пусть не по крови сын – по судьбе. Он в приемыше души не чаял. Выходил, воспитал, выучил всему, что нужно, чтобы в лучшей школе учиться…

Най примолк.

И это молчание горьким эхом отозвалось в мыслях Шана. Дурное предчувствие заворочалось в душе, завертелось, как глупый щенок, ловящий собственный хвост, и никак не хотело угомониться и устроиться на покой.

– В лучшей школе, – с нажимом повторил Най. – В той, где учился я. И такие, как я. Богатые, знатные, холеные, балованные. И тут нате вам – какой-то бывший бродяжка, приемыш кастрата. Шпендрик шпендриком. Это он потом подрос, выровнялся – а тогда совсем мелкий был. После долгого голода рос плохо. Ну, и младше нас на пару лет, этого тоже со счетов не сбросишь. Замухрышка тощий. Никто и звать никак.

Най опустил голову.

– Боги и духи, как же мы его травили! Как изощрялись! Все – и я первый. Каких только гадостей ему не говорили! «Эй, ты – тебя твой папаша каким местом зачал? Ты у нас пальцем деланный? А, нет, знаем – тебя ветром надуло, ночным!» И это еще не самая мерзкая гадость, можете мне поверить.

Можем, Вьюн. Еще как можем. Даже и не сомневайся!

А Шан еще думал, что ему учиться было трудно! Даже иногда жалел себя. Было бы за что! Нет, ясное дело, учиться грамоте в пятнадцать, когда нормальные дети начинают в четыре, и правда нелегко – попробуй догони, пройди за пару лет те десять, на которые тебя обогнали! Но его хотя бы не травили богатенькие соученики. Не издевались. Не осыпали насмешками, которые он знал так хорошо с самого детства.

Эй, ты, шелупонь – а ну вали в свое Похвостье! И там воняй! Нечего к людям лезть! А будешь тут шнырять, живо мордой в мусорную кучу макнем, еще краше станешь!