Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Шан мучительно выдохнул и с трудом разжал кулаки. Оказывается, они были у него стиснуты чуть не до крови от впившихся в ладони ногтей – и когда, спрашивается, успел?

– А Дани… – Тье сглотнул. – Дани – что?..

– Простил, – не поднимая головы, произнес Най. – Не знаю, как. Правда, не знаю. Но он всегда был сильным.

Шан молчал. А что тут можно сказать?

– Сдружился потом со мной даже.

– Он с тобой? – уточнил дотошный Тье. – Не ты с ним?

– Сначала он со мной. Я с людьми не очень легко первым схожусь. Да и стыдно перед ним было. Учителя от такой дружбы косоротились, все кудахтали, что меня этот безродный плохому научит. А отец все смеялся и говорил, что Дани нам боги и духи послали, чтобы мы людьми остались и совсем уж не обмерзавились.

Редкий человек, однако, этот старший Най. Чтобы отец не сынка своего защищал холеного да балованного, а справедливость и чужого парнишку – такого и в сказках не расскажут. Особенно если сказка про вельмож богатых да знатных. Хотя Вьюн вот говорит, что он из военных, а с военными случается…

Вельможа. И военный.

Шан едва не застонал, так резко все наконец-то сошлось вместе. Эй, Шан – ты про себя думал, что ты сыщик? Да еще из лучших в управе? Бревно ты с ушами, а не сыщик! Да нет, безухое ты бревно. Как же можно было раньше-то не подумать… не сопоставить… не вспомнить, что вельможный род Най не из самых обширных, а в столице проживает только один лэ Най, который годится по возрасту в отцы Вьюну!

А вот и можно. Если не хочешь думать. Не хочешь видеть. Не хочешь слышать. Если ненависть глаза застила и уши заложила. Если только о ней и думаешь…

– Вьюн, – очень тихо и почти умоляюще спросил Шан, привычно отводя глаза, – генерал Най… тот самый, который снимал осаду с Интона… он ведь…

– Мой отец, – кивнул Най, тоже все еще не глядя на Храмовую Собаку. Ему тоже было неловко говорить с Шаном напрямую. Но такой уж сегодня выдался вечер…

– С ума своротить, – выдал вконец обалдевший Шан. – А с чего ж тебя тогда в наши края понесло? Чем тебе как сыну своего отца в столице не служба?

Най ничего не ответил. Только надменно поднял голову и посмотрел на Шана в упор. И под его долгим тяжелым взглядом Храмовая Собака медленно заливался краской.

– Прости, – неуклюже выговорил он. – Глупость спорол. Как сын своего отца ты как раз и не мог…

Он и сам не понимал, что просит прощения не только за ляпнутую сглупа гадость, но и за все минувшие два года противостояния. Не понимал до того мига, когда слово “прости” слетело с его уст. Но когда спустя мучительную вечность из целых трех мгновений Най улыбнулся в ответ краешками губ и наклонил голову, Шан почувствовал, что полностью понят – и прощен тоже полностью.

– Не мог я больше в столице служить, – глуховато произнес Най.

Едва ли он хотел сейчас и дальше что-то рассказывать – но стена, возводимая два года, рухнула, и вновь возрождать ее он не желал.

– Пока еще Верхний сыск был сам по себе, а Нижний – сам по себе, все было в порядке. И гоняли меня там, как нашим лончакам непутевым и в страшных снах не снилось.

– С чего вдруг? – неуклюже спросил Шан: он тоже все еще не знал, как ему говорить с напарником после двух лет враждебности, но понимал, что именно поэтому не может, не должен молчать.

– Так они же все меня старше, – пожал плечами Най. – Я туда в четырнадцать лет угодил.

– Во сколько?! – дружно ахнули Шан и Тье.

– В четырнадцать. И как раз из-за Дани. У нас в школе пропажи начались. Вещи ценные, украшения, деньги. На кого учителя подумали, и так ясно. Остальным-то красть незачем. А я уже тогда не верил. Знал, что Ночной Ветер скорее с голоду помрет, чем до чужого хоть пальцем дотронется. И сам, и из-за отца. И я попросил учителей повременить немного. Сыск ведь тоже первым делом на Дани подумает. Просьбы моей всего на пару дней хватило, но мне этого времени достало с лихвой. Когда сыщики явились, воришку я уже нашел. Доказательно нашел, не отпереться. Поганое вышло дело. Он нарочно это все украл, чтобы Дани подставить. Сам ко мне в друзья набивался, а я вот его такого знатного-родовитого не оценил и с Дани подружился. Ну, он и устроил эту гадость, чтобы Дани выгнали. А сыщики мне и говорят, что раз я эти кражи за два дня размотал, самое мне место в сыске. А я стою и глазами хлопаю. Думаю, как отцу сказать – расстроится ведь. Он же меня по военной части хотел…

– Расстроился? – хмыкнул Шан. Что-то ему подсказывало, что едва ли исход оказался настолько банальным. Не такой человек генерал Най Сияющий Клинок.

– Я – да, – фыркнул Вьюн. – Из-за него. А он мои набормоты дурные выслушал и говорит – мол, хорош бы я был генерал, если бы вздумал из секиры стрелять, а луком рубить. И раз уж ты, сын, не секирой, а луком уродился, то и стреляй. Главное, чтобы не промахивался. А неволить тебя к тому, что тебе не сродно, от того, к чему у тебя дар, не стану.

– Так ты и оказался в Верхнем сыске?

Что-то Шану в улыбке Тье почудилось странное. Или… не почудилось?

– Так и оказался. И до реформы все было в порядке. А вот когда оба сыска слили в один, тут-то я воем и взвыл. Опытные сыскари, старше меня вдвое, а то и втрое – и передо мной спину гнут, на цыпочках ходят! Да с какой стати! И не переломить этого никак. Что гнется, то не ломается. Слишком они хорошо помнили, кто я такой. Не просто из Верхнего сыска цаца, а еще и лэ, сын генерала Ная. Я уж и не знал, на какую стенку лезть. Думал, перетерплю… ан нет, все только хуже становится. Вот как-то раз сижу я в управе после дела. Брали мы одного убийцу. Стражники давно по домам разошлись, а я все сижу и нож его в руках верчу, все в мыслях свою печаль служебную перебираю. И заходит тут лончак один из Нижнего. Уж не знаю, с чего ему помстилось, сроду бы я руки на себя накладывать не стал, Но, видно, очень уж у меня лицо было… перевернутое. Парень этот, Хон, долго думать не стал. Как гаркнет: «Это что ты здесь за безобразия развел!» – как подскочит к столу – и ввалил мне кулаком в челюсть.

– А ты? – с трудом удержал ухмылку Шан.

– А я в долгу, понятно, не остался. – Най ухмылку прятать не стал, и она широко разъехалась по его лицу. – Подрались мы тогда знатно. Весь кабинет разнесли. Сидим потом оба, чуть дышим. И так мне хорошо. Раз еще есть человек, который способен заехать мне в челюсть, значит, не все так уж безнадежно. Ну, ты, говорю, силен. А он мне – от такого слышу, чем с тобой драться, лучше сразу мордой об стенку побиться, тот же результат, тебя даже на захват не возьмешь, ты как вьюн, выскальзываешь. Тут я и понял, что делать. Сначала Хона в храм со мной сходить попросил, чтобы прозвание на Вьюна сменить.

– А как тебя раньше прозывали? – с любопытством спросил Шан.

– Не скажу, – мстительно отрубил Най.