Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

– Отец тогда сказал, что так тому и быть. А мать – что купеческий сын ей и правда не по чину. А вот за ровню она своей охотой пойдет, так что без рода он не останется. Трилистника не прошло, как их повенчали. Всей деревней на свадьбе плясали. И взяли отца в род жены. Хао – это их фамилия. Гун от такой радости живо манатки собрал, хоть и был еще нездоров, и усвистал мигом, аж вода под веслами кипела. А отец остался в деревне. Конечно, к лесному делу у него понятия настоящего не было, хоть он и старался, этому с самого детства учат. А потом опять с проезжими оказия вышла. Крупная кража – и непонятно, кого винить.

Тье поднял голову. В глазах его так и плясали чертенята.

– Мой отец в сыск попал совсем как ты, – сказал он Наю. – Раскрыл кражу до приезда сыщиков. Вора нашел, краденое добро нашел. Один из охранников украл.

Значит, ничего Шану не причудилось в давешней улыбке Воробья!

– Он было поначалу отказываться стал, когда его в сыск позвали, а бабушка ему и говорит – пень ты, что ли, зятек дорогой, корнями в землю врос, а толку чуть? Это же каким дурнем надо быть, чтобы от дела себе сродного отказываться! – Тье смущенно усмехнулся. – Бабушка у меня языкатая – ого! Отец ей объясняет, что Пролеску в город от родного леса ведь не увезешь, зачахнет, а бабушка ему свое. Ты, мол, что же думаешь, моя дочь в городе себе заделья не найдет? Мало ли там садов? Да любой садовник в ножки поклонится за помощь, еще и упрашивать станет. Мы из леса редко уезжаем, так в других местах наше мастерство нарасхват. На том и поладили. Так что за отца некому было словечко замолвить. Должность свою он честно выслужил, сам, и ранг ли тоже сам.

– Понятно тогда, – улыбнулся Шан. – У него в родне никаких начальников управы не заблудилось, так и ты хочешь, как он – все сам.

– Хочу, – строптиво отмолвил Воробей. – А что – нельзя?

– Можно, – очень серьезно произнес Шан.

– Нужно, – коротко и веско сказал Най.

– Так что говори, что ты там надумал… сам.

– Ну, кое-что надумал, – ответил повеселевший Тье, не жеманничая и не заставляя себя упрашивать. – Вы ведь в нашей управе лучшие сыщики, верно?

Шан и Най кивнули. А зачем глупо скромничать, если и правда – лучшие?

– А дело Дани Ночного Ветра, я так понимаю, не просто мутное, а еще и рискованное. И при нормальном порядке вещей оно бы попало именно к вам. Но раз Най с ним знаком, то и нельзя. Получается, что ведет это дело мой отец. Больше некому. Ни по должности, ни по мастерству.

– Верно соображаешь, – кивнул Шан.

– А дела эти – Дани и Наставника Тайэ – между собой связаны. Через гадальщиков.

– Натянуто, – поморщился Най. – Очень. Но – предположим.

– Уверен, – азартно возразил Тье. – Я ведь вот еще о чем сказать не успел. У одного из слуг в доме Тайэ сын в гадальщики пошел. Недавно совсем, полугода не минуло. Талант прорезался. Двенадцать лет парню. Я было совсем уже думал о гадальщиках забыть, раз уж ты сказал, что ерунда это. А тут решил – не много ли их в этом деле? Ну, и навестил клан. А тут оказывается, что не только Наставнику Чистое Зеркало предсказал неверно. Что ошибка эта – не единственная. Если одно с другим сложить – убедительно получается?

– Не совсем, – медленно произнес Най. – Но… предположим.

А глаза его засияли такой жаркой надеждой, что Шан понял – Вьюн тоже уверен. И возражает лишь для того, чтобы увериться еще сильнее.

– Предположим, – покладисто согласился Тье. – Смотри, что получается. Дела наши связаны. Значит, и расследовать их надо вместе.

– Не лишено смысла, – хмыкнул Шан. – И что это нам дает?

– Пока – ничего. Потому что Най с Дани знакомы. Вообще-то при таком раскладе у вас это дело могли бы и забрать – да только передать некому. Но так или иначе, а Наю к делу Дани допуска нет. У тебя есть, но вести его ты не можешь, у тебя и так покушение на Наставника на руках. Да и расторгать напарников ради такого случая никто не станет. А вот я – другое дело. Я лончак, меня можно к кому угодно приписать, если следствие того требует. Вы будете и дальше с покушением разбираться, отец – с Дани, а я получаюсь вроде как и при вас, и при нем. И тогда на дело Дани можно посмотреть уже под другим углом. Учитывая гадание. Вдруг что-нибудь и нароем?

– Далеко пойдешь, стратег, – усмехнулся Най. – Ладно, твоя взяла. Напишем тебе с Шаном предписание. Да вот хоть прямо сейчас – у тебя еще бумага осталась?

Тье вместо ответа пододвинул к Наю стопочку еще не использованных листов. Вьюн чуть помедлил, припоминая надлежащую формулировку, а потом обмакнул кисть в тушечницу и принялся быстрым изящным почерком набрасывать текст предписания. Шан сглотнул. Вот как ни старайся, как ни прячь воспитание, а оно, как тесто из квашни, все едино наружу вылезет. Никогда Шану так не написать. Его почерк был всего лишь правильным и разборчивым. Ничего общего с летящим изяществом знаков, вышедших из-под руки Ная.

Вьюн закончил писать, снял крышечку с личной печати, которую носил пристегнутой к браслету, и поставил оттиск.

– Теперь ты, – сказал он, передавая лист с предписанием Шану.

Храмовая Собака личную печать носил как перстень, так что управился еще быстрее.

– Вот и отлично, – просиял Тье. – Думаю, завтра к вечеру мне уже будет, что вам рассказать. Раньше не получится. Мне все-таки поспать надо. Со вчерашнего утра на ногах, только здесь и вздремнул немного.

– Так и выспись – кто тебя гонит? – удивился Шан. – Это вчера редкий случай был, а вообще добрых людей на ночь глядя на допрос выдергивать обычно не принято.

– А завтра здесь в это же время и встретимся, – добавил Най.

– Не здесь, – уставясь взглядом в столешницу, выдавил Шан.

– Почему? – поднял брови Най. – Мы же договорились, что завтра проставляемся.

– Сегодня “ушки” были, – неуклюже выговорил Шан, не поднимая взгляда. – Значит, завтра рыба будет жареная. Я хоть и уважаю Юна, и готовит он отменно – а все-таки лучше моей матери никто в Далэ рыбу не жарит. Ручаюсь.

Сердце у него так и бухало – не в груди даже, а где-то под челюстью. Шану казалось, что мир вертится волчком – словно сам он кубарем катится с высокой горы. И сейчас только от Ная зависело, рухнет ли он в пропасть или приземлится на мягкий, поросший травой пологий склон.

А Най молчал.

Полно, да понял ли он, что Шан предлагает?

Най понял.

– Проставляться положено обоим, – сказал он ровным голосом. – С тебя, как я понимаю, рыба. Если я обнаглею и принесу сластей к чаю, ты их об мою голову не расплюхаешь?

Шан чуть не фыркнул. Простецкое словцо “расплюхаешь” в устах Ная звучало так странно… и так правильно.

– Нет, я их тебе скормлю, – мстительно буркнул он.

– А, ну тогда не страшно, – ухмыльнулся Най. – На такой прием я согласен.