Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Теперь только Тье окончательно понял слова старика художника, учившего будущих сыщиков рисованию.

В вопросах обучения Сушеный Карась полумер не терпел. И нанял лучшего портретиста во всем Сиане. Тье рисование поначалу не давалось, и он ходил к художнику домой на дополнительные уроки. Как-то раз он застал мастера во время сеанса: тот писал портрет старого ветерана, героя войны. Лицо, буквально изрытое шрамами, левого глаза нет, рот навсегда искривлен из-за рассекшего щеку сабельного удара… когда старый воин ушел, Тье сдуру растерянно спросил, не тяжело ли ему рисовать такое лицо.

– Красивых людей рисовать легко и приятно, – усмехнулся в ответ седой мастер. – Когда-нибудь ты поймешь.

Пресловутое «когда-нибудь» наступило.

На первый взгляд во внешности старшего Дани не было ничего особенного. Да и на второй – тоже. Немолодой, невысокий, полноватый, волосы с проседью. Евнух как евнух. На улице мимо пройдешь и не заметишь толком. Но здесь и сейчас, исцеляя больного, Лисий След был прекрасен. Он не уступал красотой даже Даме Тайэ.

Как же прав был художник из Сиана! И как же жаль, что Тье не обладает и малой толикой его таланта! Он бы написал портрет Дани за работой – прекрасное лицо великого врача… а еще – Шана, и тоже во время работы. Может, тогда Храмовая Собака прекратил бы дурью маяться. А то ведь на нем прямо-таки огненными знаками написано: “Я ужасно некрасивый, и меня девушки не любят”. Посмотрел бы он на себя, когда он сыщик, а не только Храмовая Собака… дурак, как есть дурак, от такой глупости даже Лисьему Следу, наверное, исцелить не под силу…

А ведь Лисьему Следу под силу невероятное.

Пальцы его погружались все глубже, плоть врастала все сильнее, губы двигались все быстрее. Почудилось ли Тье мерцание, легким облачком слетающее с этих губ? Обычный человек не может видеть заклятия. Но когда в них вложена такая мощь…

Лицо Дани бледнело очень постепенно – сразу и не заметишь. Слишком много отдано силы. Но взгляд оставался острым, сосредоточенным. А потом взмахом ресниц Лисий След указал второму врачу, что надо делать, и, повинуясь этому взгляду, тот разомкнул рамку и опустил свои руки на его запястья. Дани кивнул, продолжая шептать – уже медленнее. И его пальцы – понемногу, ровно, без рывков – начали вытекать из раны наружу.

Когда они полностью покинули тело больного, Дани сомкнул их. Его ладони парили в воздухе над раной. Движения губ становились неторопливыми, почти вкрадчивыми, словно бы врач уговаривал рану сделать что-то. Нет, не что-то, а именно то, что она и должна сделать – зажить. В полном обалдении Тье смотрел, не в силах отвести глаза, как рана затягивается, образуя багровый рубец, как он делается розовым, белеет, истончается, изглаживается полностью, как на выбритом участке начинают появляться волосы – и вот уже ничего, абсолютно ничего не напоминает о том, что череп был рассечен до сухожильного шлема, а лекарь накладывал на него швы.

– С ума сойти, – шевельнул губами Тье.

Он не шептал, движение его губ было беззвучным. И все же Лисий След услышал. Слишком обстрены были все чувства врача, только что завершившего исцеление, чтобы не услышать.

– Не стоит, молодой человек, – произнес Дани. – Право же, не стоит. Вы уж лучше пишите.

Он поднялся с колен, в два шага приблизился к Тье и принялся диктовать.

– Пишите. Кроме предварительно упомянутых заклятий, были использованы также «Кошачья колыбель», «Грибница», «Шелковый платок», «Горный ручей», «Двойной путь» и «Утренний луг».

Тье послушно записывал, уже почти не пытаясь определить суть заклятий по их названию. Ну, предположим, «Грибница» – это для сращивания сосудов, сплетенных, как ее нити. Но что делают «Шелковым платком»? И при чем тут «Горный ручей» и тем более «Утренний луг»? Врач ни по какому лугу не бегал, это уж точно. Или имеется в виду что-то иное? А «колыбель для кошки» – кто тут кошка?

Нечего и гадать.

Дани тем временем обернулся к Даме Тайэ.

– Возьмите вашего мужа за руку, – сказал он. – Это наилучший способ разбудить его.

Дама Тайэ отложила веер, подошла к постели, села на ее край и взяла руку Сокола в свои. Лисий След встряхнул пальцами, сбрасывая с них на больного последние капли заклятий, словно воду.

И Сокол открыл глаза.

Прозвание пристало этому человеку как нельзя лучше. Дальнозоркий взгляд мудрой и сильной птицы окинул всю комнату разом: двое врачей, двое сыщиков, старший сын, жена… именно к ней и были обращены первые слова Наставника.

– Не бойся, Светлячок, – чуть хрипло сказал он. – Все хорошо. Со мной все хорошо.

– Все хорошо с тобой будет, – произнес Наместник с подчеркнутым спокойствием, – когда ты начнешь брать с собой сопровождение.

– А если не начну – тогда что? – поинтересовался Наставник Тайэ.

– Тогда госпожа моя вторая матушка очень расстроится, – тем же тоном ответил Наместник.

– Уел, – вздохнул Сокол. – Я подумаю, кому следует сопровождать меня. Ничего не поделаешь, раз уж ты оказался прав. Двое врачей, и не только Сухой Кедр, но и Лисий След – рад вас видеть в наших краях, Дани, хоть и по таким поводам. Двое сыщиков – лично начальник управы и лончак для ведения протокола. И сын настаивает, чтобы я впредь брал с собой сопровождение и не расстраивал жену. Значит, я не просто болен. Что произошло? На меня напали?

Во имя всех богов и духов – Сокол едва покинул смертный порог, только что пришел в сознание, а уже делает выводы! И… постойте-ка… не «по такому поводу», а «по таким поводам»… он не сомневается, что в Дани привело в Далэ не только его лечение. Два повода. Исцеление Государева Наставника – и беда, приключившаяся с Ночным Ветром.

У кого-то еще есть сомнения, почему Тайэ был прозван Соколом?

Возможно. Но не у Тье.

– Этот лончак здесь не только для ведения протокола, – произнес Хао. – Он участник следственной группы. И должен задать несколько вопросов.

Когда Сокол перевел на него свой проницательный взгляд, смятенный Тье все же нашел в себе силы собраться с духом и не мямлить, хотя это и оказалось нелегко: с личностью настолько мощной он имел дело впервые.

– Скажите, что последнее вы помните?

Не подсказывать. Не формировать ложное воспоминание из обрывков.

– Золотой остров, – помедлив, произнес Сокол. – Я заказал личную печать для младшего сына ко дню его рождения. Заодно отдал свою – почистить. Заплатил заранее, как обычно.

Так вот почему при Наставнике Тайэ не было ни личной печати, ни денег, когда его выловили из реки!

– Помню, как уходил… как вступил на Ивовый Мост. А дальше – ничего…

А вот теперь уже можно позволить себе и наводящие вопросы.

– Шагов за спиной не помните? Или, может, вам кто-то шел навстречу?