Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

И Шан неловко попытался усмехнутся в ответ.

– И о какой же ерунде я думаю? – произнес он хрипловато.

– О том, что ты виноват, – без колебаний ответил Най. – Но это ерунда. Чай у тебя где?… а, вижу… поверь мне, ерунда полная.

Его ловкие руки управлялись с чайником, чашками и чаем куда точнее, чем могло бы получиться у Шана.

– Понимаешь, – продолжал Най, наливая кипяток в очередную чашку, – ты отчего-то вбил себе в голову, что я должен заменить твоего погибшего друга, а ты должен это принять. Еще бы тебе не злиться!

– А это не так? – тихо спросил Шан, вдыхая самый первый, самый начальный аромат чая, еще не раскрывшийся полностью.

– Нет, конечно. Никто никого не может заменить. Никогда. Та часть твоей души, что принадлежит твоему другу, для меня неприкосновенна. Потому что я – не Высокий Берег. И никогда им не буду.

Горький аромат чая, отрезвляющая печаль… и неожиданное мужество, ясность души…

– Часть нашей жизни неизбежно уходит вместе с умершим… но другая часть прирастает теми, кого мы встречаем, и в этом нет измены старым друзьям, нет вины перед ними. Но когда теряешь кого-то, об этом трудно помнить…

– А тебе откуда знать? – спросил Шан и тут же прикусил губу: вопрос прозвучал обидно, а Собака вовсе этого не хотел. Но недавнее смятение исказило голос, заставив его прозвучать совсем не в согласии с мыслями и чувствами.

Но Вьюн не обиделся.

Он и в самом деле понимал без слов. Они ему совершенно не мешали.

– Мой отец начинал военную службу десятником на северо-восточном порубежье. Потом – полусотником. Как полагаешь, сколько из друзей его юности сейчас еще живы?

Шан опустил голову.

– Кажется, готово, – произнес Най, медленно вдохнув запах чая. – Бери поднос, я вон тот возьму.

Так они оба и вернулись к столу – с подносами в руках, следуя за нежной горечью чайного аромата, вплывающего с комнату.

Тье встретил их с возмущенной мордочкой.

– Где вы были так долго? – воскликнул он. – Тут вас пирожки совсем заждались. Аж слезами обливаются от обиды.

– Так-таки прямо и слезами? – усмехнулся Шан.

– Горькими! – убежденно отозвался Тье.

– Тогда надо их поскорее съесть, – очень серьезно ответил Най. – А то еще горчить начнут, чего доброго…

Выходка Воробья была простой и немудрящей, почти детской. Такой, как надо.

Потому что после нее понимание, настигшее напарников, утратило свою режущую остроту. Оно обволокло их, как пар, понимающийся над чаем, и сделалось домашним, уютным, несущим уже не боль, а утешение.

– Не горчат, – заявил Тье с полным ртом, утягивая с блюда второй пирожок.

– Значит, мы успели вовремя, – заключил Шан. – Не давись всухомятку, лончак, пей чай.

Тье содрогнулся, явно вспомнив недавнее свое следственное чаепитие в усадьбе Тайэ, но преодолел себя и мужественно взялся за чашку. Най сдавленно фыркнул, Шан не сумел: рот у него был уже занят пирожком. И правда – вкуснотища просто необыкновенная. Шан даже прижмурился от удовольствия. Когда ему в последний раз доводилось есть что-то подобное? Так сразу даже и не вспомнить. Ничего, теперь он сможет и сам покупать такие чудесные излишества…

– Можно мне немного с собой прихватить? – неловко спросил Медведь. – Мне на работу пора, а так бы пирожков хотелось…

И снова Шан на миг задержал дыхание: пирожки покупал Най, и ответить должен он. Нет, Шан и думать не хотел, что Най скажет: «Нет». Он надеялся, что Най скажет: «Да». Или: «Конечно».

А Най вместо ответа встал, нахально утянул у Воробья два бланка для протоколов, свернул из них кулек и сноровисто принялся наполнять его пирожками обоих видов.

– Сейчас, – сказал Вьюн, привернул края кулька и протянул его Медведю. – Вот, держите.

Не разрешение, нет. Просто кулек с пирожками. Так, как сам Шан протянул бы еду отцу.

– Спокойной работы, – напутствовал Медведя Тье.

– До завтра, отец, – выдохнул Шан.

Проводив мужа, Облако не вернулась к столу, а ушла к себе. Шан отправился следом за ней с тарелкой пирожков и чашкой чая на подносе.

– А теперь скажи: «Они хорошие мальчики, ты с ними водись, сынок», – улыбнулся Шан, ставя поднос на прикроватный столик, сделанный им когда-то к очередной годовщине свадьбы родителей.

– Так ведь ты и сам знаешь, что хорошие, – улыбнулась мать в ответ.

Когда Шан вернулся, Тье и Най чинно сидели, не притрагиваясь к чаю и пирожкам. Ждали его.

– Ну, и что у нас на сладкое по следственной части? – поинтересовался Вьюн, наконец-то цапнув пирожок.

Шан вытащил из рукава «щебеталку», задействовал ее и положил на стол. Он ничуть не опасался, что мать станет подслушивать их – или, тем более, расскажет кому-то услышанное. Но правила есть правила.

– У меня – ничего, – вздохнул он, усаживаясь за стол. – Пустышка. Ну – почти. Опросил лодочников, рыбаков, речных торговцев…

– Кого-кого? – не понял Тье.

– Быстро же я забыл, что ты не местный, – хмыкнул Шан. – Торгуют у нас на реке. Прямо с лодок свой товар продают. Одни – рыбакам, другие – тем, кто на прогулку выплыл. Эти все больше напитки предлагают, закуски, безделушки всякие. Раз уж кавалер свою девушку повез кататься, то наверняка раскошелится. Неохота выглядеть сквалыгой, понимаешь?

– А если жену? – не отставал Тье.

– Тогда – тем более, – убежденно ответил Шан. – А еще есть такие, которые с плавучими веселыми домами торгуют. На реке пошлины не действуют, пока к суше не причалишь, так что прибыли у них солидные. В общем, народу хватает. И опрашивал я их, пока язык узлом не завернулся. Пусто. Никто Наставника Тайэ не возил, никто ему лодку напрокат не сдавал. Два человека его видели на берегу, когда он мимо шел. Один – лодочник, во время войны служил в его десятке, помнит его походку, опознание надежное. Насчет второго не уверен. Опознал нетвердо, но вроде бы помнит, что какой-то господин в темном платье шел по направлению к Ивовому Мосту. Если учесть время и скорость течения – похоже на правду. Вероятнее всего, его столкнули как раз оттуда.

– Подтверждается, – кивнул Най. – У меня тоже язык узлом. Но опознаний побльше. Я проследил путь Наставника Тайэ в день покушения. Он ходил на Золотой Остров. Заказывал печать для сына и отдавал чистить свою. Ивовый Мост действительно подходящее место…

– Подтверждается, – с торжеством провозгласил Тье. – Ивовый Мост – последнее, что Наставник Тайэ запомнил в тот день.

Шан и Най уставились на него в полном ошеломлении.

– Так Сокол очнулся? – спросил Най, хотя ответ и был очевиден.

Тье кивнул. Он был похож сейчас на охотничьего пса, замершего в стойке – вот сейчас как подаст голос, как полетят утки!

Боги и духи, как ему удалось сдерживать себя весь вечер!

– Славно, – пробормотал Шан.