Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

Леди жила очень долго и хорошо. Она окружала себя только самыми молодыми людьми, не общалась никогда с ровесниками и со стариками. А молодые люди более гибкие, им более всё равно, какого ты возраста. Вокруг неё всегда были только самые дорогие и преданные слуги, которые искренне желали ей самых долгих лет, потому что, покуда она жива, они все очень хорошо жили, пользовались очень большими привилегиями и получали большую зарплату, но только в её завещании было строго указано, что всё это будет продолжаться до самого дня её похорон, а на следующий день после её похорон все самые любимые её слуги, все дражайшие и ближайшие из её свиты, все они должны быть казнены и положены в ту же могилу, чтобы никогда не расставаться со своей хозяйкой.

Если кто-то из прислуги предполагал, что, может быть, пронесёт или обойдётся, что после смерти леди мало кто захочет в точности выполнять её распоряжения, леди как-то дала всем понять, что нет, не пронесёт и не обойдётся. Она притворилась, что умерла, но сама в это время пряталась в чулане, а вместо себя убила, напоив наркотиком, другую женщину, во многом похожую на неё. Эту женщину леди нарочно сама выискала где-то на рынке, куда для этого долгое время ходила, переодевшись в простой костюм, потом обманом затащила эту женщину в гости во дворец через подземный ход, который знала только она, чтобы больше её никто не видел. Просто от наркотика у женщины очень сильно вздулось лицо, и леди положила её в свою кровать. Женщину вместо неё похоронили.

Вот так леди узнала, кто из её молодых слуг любит её, а кто нет. После похорон, кто любил леди, те сразу же пришли на пункт, где проводилась казнь, и их сразу казнили. Но большинство из слуг — они были молодые, весёлые и легкомысленные,— они не пришли, а палачи и охрана были тоже все молодые.

Когда леди вышла из чулана, то по её приказу казнили всю оставшуюся её прислугу до одного, а также казнили и охрану, которая должна была следовать распоряжениям, оставленным в завещании, но почему-то не последовала.

Леди жила очень долго. Она пережила много и много других людей — своих ровесников. Она жила так долго, как ни один другой человек не жил, потому что окружала всегда себя только молодыми.

В день, когда леди почувствовала, что ей пришла пора умирать, к ней пришли все три её мёртвых сына и встали в ряд, опираясь на огромные двуручные мечи. Леди подумала о том, что если они сейчас ей просто снесут голову, её смерть будет неоправданно быстрой, что её, конечно, никак не устраивало — так ценила эта леди каждую минуту своей долгой жизни.

Она сказала:

— Вы теперь здесь, за вами сила, и, конечно же, вы можете убить меня. Согласна, что я заслуживаю это. Я знала, что вы придёте за мной. Поэтому в изголовье моей постели я поставила белый хлеб — это моя плоть. В ногах постели я поставила красное краденое вино — это моя кровь. Садитесь же, жрите и пейте мою кровь, я знаю, что это то, за чем вы пришли.

Сыновья уселись и принялись усердно (жадно?) есть и пить. По мере того как они пили и ели, кровь и жизнь убывали из тела (старой мегеры) старой леди. Они уже и так были мертвы, отравить их было нельзя, они пили спокойно. Поэтому леди добавила в вино три капли чистой дождевой живой воды. Ещё выпили немного — и они были спасены. Их обратный переход в живые был таким же мучительным, как и смерть, нужно было снова пройти через все те же боль, кровь и судороги.

А леди всё равно умерла, это был её день. В этот день в городе было огромное гулянье, все пили и веселились. Её три сына, они все были очень толстые, начали править страной, их стали называть «три толстяка». А леди не похоронили, её заточили в специальную пещеру, чтобы она никогда больше не могла оттуда выйти, потому что все боялись, что эта леди была волшебница и только прикидывалась мёртвой, чтобы потом проверить, хорошо ли выполняются её распоряжения, и так все слуги дворца на этот раз сумели избежать мучительной смерти.

Он ничем таким особенным не выделялся. Он жил один в отдельном домике на самом краю марсианской деревни. Но в деревне все его звали почему-то Колодезь.

А вообще его настоящее имя было Треуз. В этом году у Треуза уродились необыкновенные яблоки. Никто ничего особенного в этих яблоках не замечал, они ничуть не выделялись ни размером, ни цветом. По крайней мере, в лучшую сторону, напротив, они выглядели довольно-таки неказисто, невзрачные и пёстренькие, а не то чтобы какие-нибудь сортовые.

Но всё же что-то такое непростое в них было, это и Треуз понимал, да и всем другим это тоже понятно было. Вроде тех яблок с червяком, что, мол, яблоки теперь такие, что их и червяк есть не станет, червяк лучше от голода помрёт совсем, но никогда не будет он это яблоко есть. Хотя яблоко красивое, и самого лучшего сорта, и всякими удобрениями и химикатами их может быть когда-то и поливали, но давно уже перестали, никому это не нужно, так что яблоко уродилось самым натуральным путём. Да только то ли те химикаты убили в них что-то такое на несколько поколений вперёд, но только нету в этих яблоках какой-то души, чего-то необходимого для червяков, чтобы те могли их кушать. Ничем к нему, к такому яблоку, не придерёшься ни с какой стороны. И всё же, хотя и неясно почему — мёртвые это яблоки, да и только.

А другие же яблоки, может, внешне и не представляют собой ничего особенного, но всё же получают признание — кушает их червяк. Хочешь, подавай на червяка жалобу за то, что нету у него в яблоках никакого понимания. Ну а если не хочешь, то и не подавай.

Треуз и сам был в посёлке то ли немец, то ли что-то такое. Но в этом году все точно знали, что у Треуза уродились какие-то необыкновенные яблоки. Они ещё не созрели, и только собирались поспевать, никто ни одного яблока ещё не попробовал, так что не совсем понятно, откуда про это и знать-то могли.

Все завидовали Треузу, потому что представляли, что если он с этими яблоками вдруг появится на рынке, то никакие другие яблоки в этот день брать не будут, а ему дадут за его яблоки очень хорошую цену. Но Треуз относился к этому спокойно, он заранее точно знал, что он просто соберёт их все, тщательно оберёт с дерева, часть оставит себе на зиму, но только себе, а всё же остальное аккуратненько зароет в углу сада под деревьями. Он всегда это делает, каждый год. И от этого в будущем году его яблоки уродятся ещё лучше.

Другие люди всегда хотят, чтобы их яблоки работали на них. Они утомляют яблони. Яблони стоят утомлённые. Опалённые солнцем. Обветренные дождями. На них усталость многих и многих поколений. Те самые удобрения и химикаты, они, возможно, и сработали-то не сами по себе. Они просто послужили последней каплей накопившейся усталости деревьев. Как чашка крепкого кофе для человека, который так уработался, что уже не осталось совсем жизненных сил и ему уже невмоготу. Он и дальше останется жить, этот человек после чашки кофе, которая его не убьёт. Но только это будет уже не человек, от него останется одна внешняя оболочка, а что-то важное и внутреннее в нём сломается.