Евгения Никифорова - Изображая зло. Книга 1

— Зачем вам это? — Дерн на секунду растерялся.

— Я жадный.

Александр выудил из кармана нечто похожее на тряпичную куклу. Но она разительно отличалась от обычных — тех, которые привыкли видеть ежедневно в магазинах. Нет, то была иная кукла, пошитая из волос и пропитанная кровью… Её ноги и руки были скручены за спиной.

— Все реагируют на боль по-разному, — Кроули помассировал самодельную игрушку. — Одни сопротивляются, пытаются сохранить подобие достоинства, не валяются в ногах, умоляя о пощаде. Другие визжат, как свиньи, хнычут, неожиданно вспоминают про Бога. Любопытно, как поведёт себя тот, кто наслаждается чужой болью? Будет ли он так же наслаждаться своей? Или превратится в свинью?

Дерн искал в карих глазах детектива издёвку, но находил железную непоколебимость в достоверности сказанного. Он не излучал гнева, злобы и других сильных эмоций, отнюдь… Мужчина в белом костюме откровенно развлекался, но играл он не в игры глупцов, а в игру куда более тонкую. Дерн перевёл взгляд на куклу, узнавая вшитые в неё собственные волосы.

Другая рука Александра извлекла гвоздь.

— Вы узнали, что это? — заботливо спросил Кроули.

— Я ездил в Африку… Мне приходилось сталкиваться с такими вещами, — нехотя признался Дерн. — Там я впервые попробовал человечину. Но… откуда вы…?

— Легенды о куклах вуду весьма популярны. Мало кому известно, что семь лет назад в поисках выхода из… скажем, затруднительного положения, я отправился за помощью к шаману одного негритянского племени в Африке. Он согласился излечить мою душу. Судьба распорядилась иначе. Я попал вовсе не к нему, а к бокору [18] Бокор — колдун вуду, использующий чёрную магию. , который с интересом отнёсся к моему заболеванию… Тот, кто воочию видел плоды магии вуду, будет держаться как можно дальше от любых её проявлений. Но у меня особый случай. Сколько бы ни заливался кровью, не утону глубже, чем утонул при рождении.

Гвоздь вошёл в куклу по основание. Дерн дёрнулся и схватился за грудь. Внутренности обдало болью.

— Спасибо моему прадеду, — голос Александра звучал тихо, но отчётливо. — Достаточно просто родиться, чтобы страдать за грехи отцов. Но мне не за что вымаливать прощение.

Гвоздь покинул плоть куклы и снова в неё вонзился.

— Родовое проклятие невозможно снять, как какую-нибудь надоевшую одежонку. Я буду жить с этим до последнего вздоха, но не страдать. Нет, страдание моё кончилось, когда я впервые перерезал горло человеку. Моя кожа до сих пор помнит, насколько горяча была его кровь. Почти так же, как и огонь, которым я умывался, перерождаясь и принимая новую ипостась.

Дерн сполз с кресла. Из перекошенного рта доносилось вязкое рычание, смешанное с хрюканьем. Лицо покрылось испариной.

Зажатая в руке кукла была совершенно беззащитной перед острием гвоздя, вновь и вновь опускавшегося в неё.

— Я заново родился в огне, и первое, что увидел — вовсе не тьму, а далёкое безоблачное небо. Я лежал на обгорелой земле, вдыхал пепел и начинал понимать, что никогда не взлечу ввысь, не разомкну крылья и не устремлюсь к небу… Говорят, там находится рай. Но его врата закрылись задолго до моего появления на свет. Ангелы ждут, что я буду умолять о снисхождении, о божественной милости, но нет…, — Александр наклонился к уху своей жертвы. — Вы много раз слышали о себе, мистер Дерн, как о наводнившем Европу кошмаре. Вашим именем пугают детей. Всё, что вы испытывали, это наслаждение. Вам нравилось быть тем, кто вы есть. Признайтесь, вы думали, что будете пойманы доблестным рыцарем, полицейским в сверкающих доспехах, или же не будете пойманы никогда, просто потому что в мире не осталось рыцарей… Мы ещё можем встретить в нашей жизни доблесть и найти ей место в сердцах, но мы не примем её до конца, просто потому что одной её недостаточно. Мы слишком жадные. И я жаден. На моих плечах сидел гордый бес и плачущий ангел, так догадайтесь, кого из них я прогнал? Я ненавижу слёзы. Они — проявление слабости. Они бесполезны. Демоны драли мою душу, но лучше я вечность проведу в их когтях, чем приму чью-то жалость.

Пальцы Александра вцепились в волосы ползавшего по полу Дерна.

— Бокор пел древние песни над моим телом, а я всё смотрел в небо, смотрел и смотрел, пока, наконец, оно не потонуло в вечерней мгле. Огромное солнце закатилось, и туда же за горизонт ушла моя прежняя вера. Я перестал бояться. Перестал убегать от самого себя, от дарованного дьяволом могущества… Две противоположности живут в человеке, и тот силён, кто примет обе. Нет страха и нет смерти. Смерть пришла и ушла, но я остался, я чувствую себя живым, живее всех живых. Сотня демонов плясали на моей могиле, втаптывали тело под землю, глубже и глубже, пока, наконец, я не очутился в своём собственном аду. Нет страха, и, когда его нет, я господин, я повелеваю, но стоит испугаться, отступить — и волки разорвут вожака на части. Магия вуду опасна, но её сила заканчивается там же, где и вера.

Гвоздь пробил куклу насквозь. Дерн заорал во всё горло.

— Как вы можете причинять боль другим, когда сами её не выносите? — прошептал Александр. — Вы жалок. Возомнили себя особенным, но видите, я расколол панцирь и вытащил наружу содержимое. Внутри не оказалось ничего особенного. Вы ничтожество.

Он отпустил мечущегося в агонии преступника и отступил на шаг.

— Забавно. Проклятый отдаёт другого проклятого в руки правосудия. Проклятый служит в армии сил добра и света. Какие красноречивые штампы можно повесить на так называемых хранителей правопорядка! Слуги Фемиды столь же ревностны к справедливости, сколько и к дарам Маммона, чьё золото искривляет справедливость так же, как Бог искривил ребро Адама, когда создавал первую женщину. Удивительный мир, удивительные законы! Я видел сотни, нет, тысячи невинных, отправленных за решётку по искривлённой справедливости. Но вы, мистер Дерн, никогда там не окажетесь. Эти слуги Фемиды устроят яркое представление, клеймят вас, отведут на суд и отправят в заключение в камеру, где есть удобная постель и трёхдневное питание. Они устроят для вас беззаботное существование, и вы заживёте лучше, чем любой бомж, который никому не причинял зла. Неужели вы полагали, что я соглашусь с такими условиями, что я допущу подобное? Я достаточно потешил своё самолюбие уже тем, что поймал вас в капкан, но я не привык выпускать зверя из ловушки. Я жадный.

Сьюзен вошла в комнату как раз в тот момент, когда Брюс Дерн затаскивал шею в петлю. Ноги дрожали на стуле, руки сжимали верёвку, по красному лицу текли крупные капли пота. Ужас застыл в его огромных глазах.

Александр наблюдал за происходящим, расположившись в кресле. Агент Интерпола даже не удостоил взглядом напарницу, которая при виде собравшегося покончить жизнь самоубийством преступника зажала рот рукой, пыталась сдержать крик.