Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том I [СИ]

Улицы в центре города были обсажены затейливо подстриженными деревьями и кустарниками, а меж домов уютно устроились небольшие садики, полные цветов. Дома выглядели куда наряднее, чем на окраине: краски на стенах чистые, нежные (Вил сказал: ночью они светятся, словно припорошённые серебряной пыльцой), а двери, ставни и прочие деревянные части отделки выполнены из мраморного дуба, винного ореха, липы-серебрянки — редких, дорогих пород древесины. Мостовые с удивительной искусностью выложены из светло-серых каменных плит в виде ромбов, пригнанных друг к другу столь плотно, что требовалось пристально приглядеться, чтобы увидеть, где одна плита сменяется другой. Когда рано утром друзья пришли в город, плиты были тщательно вымыты; теперь же, в середине дня, стали жертвами сотен ног, колёс и копыт, и от их чистоты осталось лишь воспоминание. Всезнающий Вил заверил друга: грязными они пробудут недолго. За час-другой до заката, когда лавки закроются, а люди разбредутся по домам и трактирам, мостовые подметут и начисто отмоют — вечерами горожане прогуливаются, любуясь звёздами и нарядными красавицами на балконах; им вряд ли доставило бы удовольствие пачкать в конском навозе свою изящную обувь. После захода солнца лавки, торгующие драгоценностями, шляпами, перчатками, веерами и прочими нарядными безделушками, открываются вновь и работают до глубокой ночи — вернее, до раннего утра. Не отстают от них и трактиры, и дома, где играют в карты и кости, и залы для танцев… Энтис удивлённо заметил, что люди здесь, похоже, большую часть жизни тратят на развлечения, а Вил с усмешкой пояснил: в противном случае они бы умерли от скуки, поскольку им решительно нечем было бы заняться. Энтис хотел спросить, когда же они успевают строить все эти красивые дома, вырезать для них деревянные украшения и мыть улицы, — но тут живая река из людей, которая несла их, не давая сбавить шаг, вылилась на пристань.

А там было не до разговоров. Там вовсю шумела ярмарка, крутились карусели, разносчики звонко предлагали свои товары, от лотков пирожников текли соблазнительные запахи, дети испытывали новые свистки и трещотки — и на фоне этой весёлой разноцветной кутерьмы у причала покачивался чудесный корабль с парусами-крыльями на высоких стройных мачтах. Его окружали, как предводителя, корабли поменьше, и множество лодок, и даже плоты. На каждом корабле развевается знамя Тефриана, и герб края, откуда родом мастера-корабельщики, и флажок с именем владельца; флаги расшиты золотыми и серебряными нитями, бьются на ветру, блещут в лучах солнца… Сперва Энтис, в жизни не видавший ярмарки, пытался поспеть всюду одновременно, попробовать все до единого лакомства, послушать все песни — но заметил в просвете между шатрами белый парус и забыл о соблазнах ярмарки начисто. Остались лишь корабли. Они с Вилом протолкались (с немалым трудом и ценой не одного синяка) к самым причалам и замерли, в восторге созерцая готовую к отплытию флотилию. Энтис так и впитывал корабли глазами, вбирал в память каждую деталь, зачарованно слушал, как музыку, плеск волн о борта, поскрипывание снастей, биение тугих парусов на ветру, шелест флажков. Вил сунул ему какую-то еду; он жевал и не замечал вкуса. После энергичного пробивания пути сквозь толпу одежда превратилась в лохмотья, но ему было всё равно. Зато паруса трепетали, белые и прекрасные, совсем рядом с ним!

Ярмарочный шум утих: по широкой улице, устланной алым бархатом, на пристань под музыку шла процессия из мужчин и женщин в роскошных одеяниях. Энтис с трудом отвлёкся от кораблей и без особого интереса глядел на Вершину своей страны, а шёпот Вила называл имена. Дородный мужчина с золотым обручем на светлых вьющихся волосах — не высокий, но выглядевший таковым из-за манеры держаться, — Его Величество Орвейл из рода Тант, много веков владеющего троном Тефриана. Энтис не без удивления отметил, что в лице короля нет ни тени высокомерия — он приветливо улыбался своим подданным и, похоже, был искренне рад празднику: приятный, добродушный человек, который дни напролёт проводит в заботах и с удовольствием пользуется возможностью отдохнуть и поразвлечься. Небольшого роста изящная дама об руку с ним, с очень белой кожей и огромными синими глазами — Её Величество королева Дамейн (вторая жена, шепнул Вил: первая, Аритис, умерла много лет назад). Юноша лет семнадцати, серьёзный и немного сумрачный, — Ордин, старший сын короля, наследник трона. Говорят, рассказывал Вил на ухо другу, принц с детства проявляет признаки Дара и мечтает об изучении Чар — но вэй’Брэйвин, Верховный, не разрешает. Вроде бы Дар у принца слишком хрупкий, и обучение небезопасно и может привести к гибели наследника. Но это всё сплетни; правду знает один вэй’Брэйвин, самый яркий из пяти Лучей Звезды… а вот, кстати, и он сам.

Вэй’Брэйвин, Верховный Магистр Тефриана, был, бесспорно, личностью впечатляющей — такого в любой толпе заметишь сразу и уже не забудешь. Худощавый, стройный и широкоплечий, с роскошной гривой белоснежно-седых волос, он выглядел шестидесятилетним — однако, по слухам, разменял уже вторую сотню, а его руки (одна из них лежала на плече наследника), белые и ухоженные, вполне могли бы принадлежать и юноше. Изредка он посверкивал синими глазами на толпу, и что-то в этих глазах наводило на мысль: он видит всё вокруг, не упускает ни единой мелочи. Весь его облик исполнен был такого величия, словно не Орвейл, а он здесь король, могущественный властитель, чьё слово — закон и для Тефриана, и для всего Сумрачного мира. Он улыбнулся в ответ на какое-то замечание королевы, и десятки людей улыбнулись тоже, вдруг ощутив себя чем-то польщёнными и несказанно счастливыми. Его костюм (он был в чёрном с ног до головы, а с плеч тяжёлыми бархатными складками падал чёрный в золотых узорах плащ Луча Звезды) являл собою редкостное сочетание строгой простоты, присущей адептам Звезды, и придворной элегантности. Каждое его движение было полно грациозного изящества — и вместе с тем гордого достоинства сильнейшего Вэй Тефриана. Он был возвышенным, загадочным, грозным; всем женщинам до единой он казался (хоть и был весьма немолод) волнующе красивым. Он производил впечатление человека мудрого, многоопытного, отважного — воплощения справедливости и чести. Он скользнул взглядом по пристани, заполненной людьми, и вновь обратился к королеве… а там, в толпе, светловолосый мальчик с мечом на поясе вздрогнул и опустил глаза так поспешно, что на миг раньше, и этот явный испуг непременно был бы замечен. Но нет, великий Магистр на него и не глянул.

А он замер, с трудом сдерживая желание рвануться прочь, не разбирая дороги. Его охватило острое, горькое чувство: праздник безнадёжно испорчен. Тень упала на него — чёрная, липкая, как зловонные трясины Лойрена… Рука Вила была обжигающе горячей. Или это его рука сделалась холодна, как лёд?