Атеро Виртанен - Благородная империя

Верлон слушал лесть мертвого Лонно с нескрываемым удовольствием, хотя и осознавал, что разум человека помутился; каждое слово самоунижения он встречал одобрительными кивками, что-то вполголоса приговаривая об искренности, которой всем так не хватает.

Терну же старался уловить как можно больше подтверждений для своих подозрений. Он надеялся услышать имя или хотя бы что-нибудь, наводящее на размышления — все-таки Лонно прямо заявлял, что Вуркулур хочет, чтобы его нашли — но человек в маске крысы ни слова ни сказал о личности своего господина и даже не дал намека.

В то же время Шеркен решил внять предупреждению.

Кто бы ни скрывался под псевдонимом Вуркулура, он был очень умен; Терну пришла в голову мысль, что террорист вел партию, почти не привлекая собственных ресурсов и постоянно манипулируя другими, как марионетками в вернесском театре.

Лонно утверждал, что желает, чтобы Империя покорила Сайитир, а значит, и весь Эртинур; цель создать «новый мир» звучала настолько широко, что каждый лангорит, имеющий гордость и пылкий к флагу, мог бы ее поддержать. Имперцы уже много веков миллионами гибли в бесчисленных войнах, чтобы претворить эту мечту в реальность, но то-то подсказывало аристократу, что тот, кто дергал за ниточки, руководствовался отнюдь не фантастическими грезами.

Доктор Кихирихиннон тем временем нетерпеливо пролистывал файл за файлом в поисках чего-нибудь по-настоящему ценного; многочисленные планы и схемы, за каждую из которых любой гаражный жрец техники отдал бы половину жизни, казались ученому скучными и бесполезными. Некоторые он помечал, чтобы позже перевести в базы данных Храма истин, другие же просто бегло просматривал. Так продолжалось до тех пор, пока он не добрался до описания «виртуального мозга».

Терну название показалось странным, но метким. Он примерно представлял, как устроена Laikont, и понимал, почему новая разработка сайитирцев так живо заинтересовала Верлона. Разговоры о возможности оцифровки сознания ходили еще во времена, когда искусственный интеллект существовал только в сырых проектах; лучшие и самые безнравственные умы Империи много циклов бились над превращением души в код, но, как считалось, так и не преуспели. Со свежими данными дело могло сдвинуться с мертвой точки.

Кроме того, Верлона явно заинтриговали исследования Агентства биотехнологий, связанные с генной инженерией. Лангориты давно овладели генетикой, но совершенствоваться с ее помощь не спешили, не без оснований считая, что им это не нужно: они были сильны, умны, выносливы, устойчивы к болезням и неуязвимы к любому контролю над разумом; люди, их ближайшие конкуренты, могли только завидовать.

Федералы же, как видно, очень хотели стать хоть чуточку лучше и приблизиться к имперцам — «воплощенному злу», в их понимании: изобилующий картинками текст настойчиво предлагал скрещивать людей с «дикими зверями» и создавать солдат в пробирках; дойдя до этого момента, Терну вспомнил, что имперское правительство, играя генами, пыталось когда-то вывести идеального слугу.

Еще один материал, не представляющий научной ценности, содержал, однако, занятную идею: гигантские боевые машины, работающие на антиматерии, могли стать основой войны будущего и заменить собой флоты и танковые армии; хотя в тексте не было ничего конкретного, Верлон воодушевился; Терну предложение тоже понравилось, и он решил, что такое оружие стало бы отличным дополнением к орбитальной пушке, последнему озарению лангорских военных.

Время летело быстро, но Шеркену нельзя было задерживаться; распрощавшись с Кихирихинноном, который, погрузившись в чтение, казалось, не обратил внимания на его уход, Терну вышел из душного Храма истин и, облегченно вздохнув, зашагал по проспекту в сторону Нигили Синвера, борясь с ветром. Ему нужно было как можно скорее встретиться с генералом, чтобы отчитаться и, возможно, выяснить что-нибудь полезное.

Прохожие казались ему подозрительными; зная теперь о существовании Дивизиона, он должен был ожидать удара с любой стороны, ведь, если городские легенды не врали, организация пронизывала все лангорское государство, а членом мог оказаться любой — от мясника до тилура-губернатора провинции, от офицера Департамента до прислужника, а то и сама Laikont.

Лонно все никак не уходил из мыслей; лейвору было трудно представить, что происходило у человека в голове, это вызывало смутную тревогу, но гораздо больше Терну беспокоило послание Вуркулура. Если считать Вирнагрива, чья смерть занимала первые полосы всех столичных газет, то «кровавые дни» Империи уже начались. В то же время отход министра в Холодное озеро означал, что и советники не застрахованы, и, следовательно, Круг регентов либо непричастен, либо расколот.

С этими размышлениями Терну сам не заметил, как оказался у кабинета Аффери в Нигили Синвере. Он осторожно постучался и, не дожидавшись ответа, вошел. Внутри было пусто; генерал, по-видимому, куда-то отлучился, оставив дверь незапертой.

Место представлялось весьма заброшеным, как будто Аффери месяцами не появлялся в собственном кабинете; в воздухе летала назойливая пыль, покрывающая также и старинные книги на полках из темного дерева; даже письменный стол был свободен от нее только частично. По бокам от кресла с темно-красной обивкой стояли два флагштока, на которых красовались флаг Империи и знамя Дикой орды — кровавого цвета стилизованный орел с нуркеном на груди на черном фоне; между ними на стене висела карта мира. Окно из бронированного стекла прикрывала расшитая золотистыми узорами плотная занавеска.

Шеркен никогда раньше не бывал в этом кабинете: его, по слухам, старались обходить все, кроме отчаявшихся послов и солдатских матерей, и даже сам Аффери, как рассказывали в кулуарах, предпочитал рисовать границы в бункере, где размещалась Ставка, и следить за битвами из Комнаты скорби, а свободные часы проводил за изучением истории и беседами со Звездами в Святилище павших, главном храме лангорской религии вакартинури, стены которого покрыты именами тех, кто отдал жизнь за Империю.

Терну был готов подождать; чтобы скоротать время, он решил осмотреть кабинет. Книги на полках были посвящены в основном славному прошлому Империи, современной политике, военному искусству, из экзотических тем — давно вышедшая из моды колониальная поэзия, «Песня о ненависти» Йахина, «Бог нравов» Нигари и несколько сочинений вакартинурских теологов, где подробнейшим образом толковались сказания о Сарвет-Церги, пророках, именах, договорах со Звездами и смерти.

На столе не нашлось ничего значимого, и Терну решил снова пренебречь семью принципами. Надеясь, что генерал ушел надолго, Шеркен выдвинул ящик и стал торопливо перебирать документы; официальные бумажные письма от Коршунов войны, запросы дополнительного финансирования от чиновников, устаревшие схемы, планы…