Атеро Виртанен - Благородная империя

— Это сложно, — заметил Ингрив, — все же их четыре миллиона.

— Подготовка — залог успеха. Операция начнется в течение двадцати восьми часов, — генерал разложил на столе изобилующую отметками и нанесенными от руки стрелками карту метрополии. — У нас есть три коридора для вывоза meurkiinen из континентальных провинций. При наших возможностях полное очищение Кайлура займет трое суток.

— А остров? — обеспокоенно спросил Фуркум. — Что будет со столицей?

— Этим займется Славный флот. Я уже передал поручения адмиралу Лиори.

— Аффери-риву, — сказал полковник, — грузовой флот не уложится в трое суток. Из Сив Нару до Хорд Лангора минимум неделя пути, а того, что есть в Кайлуре, не хватит, чтобы перевезти всех за это время.

— Нам и не нужно, — генерал, словно дракон из сайитирских сказок, пыхнул едким дымом. — Флот примет сто тысяч, не больше.

Фуркум почувствовал, что ему вот-вот поплохеет, и быстро заглотил таблетку; слова генерала не сулили ничего хорошего для оставшихся двух миллионов жителей столицы, лишенных клыков и когтей, и Мурдикин, пожалуй, лучше всех осозновал свою роль и вину и принимал неизбежность последствий; величие стоит крови, с этим он давно смирился. «Все-таки вредная это штука, жалость», подумал он и, собравшись с духом, задал вопрос.

— А что с остальными?

— Вырежем, — бросил Аффери. — Лагеря смерти строятся быстро.

— Можно же хотя бы поработить…

— В Кайлуре нет недостатка в рабах, Мурдикин-риву, — неожиданно мягко произнес генерал. — В чистом воздухе есть.

У Совета не было возражений. Фуркум знал, что ожидать от него поддержки в таком тонком вопросе нет смысла; даже те, чьи сердца не ожесточились, едва ли могли посочувствовать обреченным; они и не должны были, иначе вся его работа, весь план пошел бы прахом.

Да, он получил, что хотел; Совет избавился от колебаний. Мнение регентов Фуркума интересовало лишь потому, что сидящие в зале заседаний были такими же лангоритами, как и те, кто жег гетто и убивал заблудившихся. Тикку это презирал, но его чувства ничего не значили; поэтому он успокоился и постарался расслабиться. Все будет так, как будет.

Совет тем временем переключился на другие, менее значимые вопросы, коих накопилось великое множество: кризис, охвативший Империю, требовал все новых экстренных мер. В Дрё Серно направляли отряд за отрядом и распыляли там ядовитые газы, но хаос не прекращался, вчерашние рабы продолжали бесчинствовать на улицах; Йовин Ранд очень хорошо справился с заданием… Даже слишком хорошо.

Федералы, подстегиваемые общественностью, двигали войска у границ, лангориты отвечали переброской новых сил, и теперь только неисправимый оптимист мог верить, что войны удастся избежать. Ненависть, словно лесной пожар, охватила и Сайитир, и Империю и окутала весь Эртинур своим черным дымом.

Фуркуму оставалось только надеяться, что ход, который он уже сделал, окажется удачным; от него зависело все. Цену он готов был заплатить.

Последним, что сказал Терну перед уходом, было «оставайтесь здесь», а первым порывом Мираи было ослушаться и пойти с ним; впрочем, наученный опытом лейвор включил сигнализацию и поставил слугу сторожить выходы; Махама сохранил отличную для своего возраста форму и еще не окончательно растерял прыть молодости.

Недружелюбный звериный Хорд Лангор, где она оказалась впервые, из окна машины показался намного роднее человеческой Моркарны, где злые люди прикидывались добряками; он сильно напоминал Дрё Серно. Поместье Шеркенов же было для нее хоть и уютным, но неудобным; она еще не успела отвыкнуть от квартир-капсул, в которых жили более или менее обеспеченные узники концлагерного города.

Саннан же был покорен; ему нравились стены, увешанные старыми картинами, обстановка, роскошь; ему выделили отдельную комнату и пообещали хорошее жалование. Краем уха он слышал выступления лангорских националистов, но даже они не могли развеять его приподнятого настроения; его возбуждение было ярким, как у иных заключенных, вышедших на свободу, и несдержанным; он быстро говорил и все время широко улыбался.

После ужина Мираи поднялась к себе, небрежно бросила нож и коммуникатор на кровать и, бегло изучив заполненный старинными потрепанными томами книжный шкаф — больше ей было совершенно нечем заняться — открыла какой-то внушительный фолиант на случайной странице.

«Ценность и священное значение имен обусловлены их основной посмертной функцией: каждая комбинация из пяти лангоритских kredissen уникальна и обладает глубоким значением, что обеспечивается имперским законом и обычаем. Благодаря этому сохранение имен обретает сакральный смысл. Этим Империя отличается от примитивных культур, где детей называют просто и бессодержательно, а имена имеют преимущественно описательный характера: так, популярное сайитирское имя „Даидотто“ на наречии восточных уездов дистрикта Южная Цулза буквально означает „черный“.

Благородный читатель, бесспорно, осознает, как ужасна может быть необходимость отличать одинаковых на вид варваров друг от друга, но стоит присовокупить к этому многочисленные неразличимые имена, как задача становится выполнимой лишь для специально подготовленных экспертов в области рабовладения и управления колониями. Особо в этой области выделяются труды выпускников Факультета доминирования Имперской академии, которые будут подробно рассмотрены в следующих разделах.

Итак, лангорское имя состоит из пяти основных частей: два личных, родовое, предлог и имя крови. Личные имена даются в момент изгнания из чрева и не могут быть изменены; родовое зависит от происождения либо пренадлежности к роду, приобретенной путем усыновления или удочерения. Наибольший интерес представляют предлог, показывающий пренадлежность к дворянству (zer) или ее отсутствие (zin), и имя крови, которое может меняться: оно присваивается по месту рождения и заменяется при совершении meurkiinen aideris или за особые заслуги. Этот вопрос, как наиболее интересный, будет детально раскрыт в следующей главе…»

— Мираи Элайно Готтон зин… Дрё Серно? — пробормотала девушка и перевернула несколько страниц.

«Вопрос памяти неразрывно связан с догмами вакартинури, истинность которых не подлежит сомнению. Поскольку души павших погружаются в Холодное озеро и не имеют никакой возможности вернуться, единственным способом сохранения связи с миром живых становится почитание их памяти, нашедшее отражение в ритуале kredissen shaur», — Мираи имела очень скромное представление о старолангорском, почерпнутое в основном из обрывков вакартистских мантр, доносившихся иногда из местного святилища в Дрё Серно; kredissenu shaur она перевела как «запись имен».