Атеро Виртанен - Благородная империя

Он думал о семье и в мыслях будто переносился к родным; он видел, как они сходят с трапа, вытирая слезы, как проходят через границу и оказываются в безопасности, как Анзи, сама едва стоя на ногах, утешает Тондора и лжет ему, что все будет хорошо; мечты отвлекали Домбена от боли, и он не останавливался, надеясь, что умрет с ними; в последние мгновения он хотел видеть перед собой лица жены и сына.

Очередь подошла к огромной металлической камере, вход в которую закрывала тяжелая дверь; из-за нее не доносилось ни звука, но в объяснениях не было нужды; оставалось только догадываться, печь внутри или газовая камера. Возможно, расстрелный отряд? «Нет, — подумал клерк, — они никогда не казнят через расстрел». В печи он тоже сомневался: лангориты любили унижать поверженных врагов, но убивать старались безболезненно.

Дверь открылась; поверх голов Домбен увидел только чернеющую пустоту. Несколько человек, среди которых был и водитель, вошли в камеру. Клерк оказался в первых рядах и понял, что окажется в следующей группе; живот схватила сильная боль, он согнулся, пытаясь ее облегчить. Воздух, отравленный запахом смерти, вдруг стал легким, его хотелось вдыхать снова и снова. Последние глотки… Долго, минут десять, он просто стоял перед дверью, ожидая своего часа, и упрашивал богов, чтобы они защитили его семью.

Затем раздался скрежет. Дверь снова открылась, и Домбен шагнул внутрь.

В камере было пусто, лишь экран на стене и какие-то трубы под потолком отличали ее от контейнера, в котором привезли людей. Он огляделся; за ним последовали еще несколько человек. Свет извне пропал, и они остались в полной темноте. Экран загорелся, на нем появился лейвор в медицинском халате.

— Virkin alari, — весело поприветствовал он, — как вы, думаю, уже поняли, здесь ваши злоключения закончатся. Поберегите воздух и не пытайтесь отвечать, потому что это запись. Прежде, чем мы приступим, я хочу кое-что вам сказать. Обычно палачи не разговаривают с жертвами, но я решил попробовать вас успокоить, я все же продавец счастья. Во-первых, вы уже умерли. Яд, которым я вас отравил, называется ZEI-23. Если кому-то интересно, это такое химическое оружие, очень, я считаю, перспективное, так что в такой смерти мало приятного. У вас примерно тридцать секунд до начала действия и примерно две минуты до потери сознания. Это первое.

Домбен уже чувствовал эффект; спазмы сковали его ноги, клерк опустился на землю и пополз к стене; боль пронизывала все его мышцы и нарастала, отдавала в голову, каждое движение давалось с огромным трудом, легкие вдруг ослабли и отказывались дышать. Человек закрыл глаза и попытался подумать об Анзи, вспомнить ее голос и все дни, что они провели вместе, но не мог.

— Второе. Ваша смерть пойдет на пользу лангорскому народу, рабам и лично мне, так что радуйтесь. И, наконец, последнее. Честность — это добродетель, поэтому я приоткрою вам маленький секрет, может, кому-то станет легче. Вас всех обманули. Вернесцы сбили самолет, как только он приблизился к городу: вы правда думали, им нужны беженцы? Глупые вы существа, meurkiinen. Они на деньги, которые собрали с вас, купят еще десять таких же, а о вашей судьбе никто не узнает! Но не волнуйтесь: я прослежу, чтобы этот порок был наказан… Врать же нехорошо.

Человек закрыл глаза; он уже не мог пошевелиться и просто лежал в пене, ожидая смерти. Он был наполовину в сознании и ненавидел себя за это, слова лангорита для него были хуже ужасного газа, которым накачивали камеру: сейчас Домбен снова думал об Анзи и Тондоре, но вместо вернесского аэропорта он видел, как самолет погружается в пучину океана.

И его семья вместе с ним.

— Вы вовремя, — сказал Терну; агент Дивизиона ответил скромным тисури и жестом пригласил присесть рядом с ним на скамью, но аристократ лишь покачал головой. — Что-нибудь узнали, йенай…

— Ах, прошу прощения, — улыбнулся агент, — йеру Сиверис.

— Большая честь, — прищурился Шеркен, — Сиверис-риву.

— Взаимно. Кое-что мы узнали, вам будет интересно. Начну, пожалуй, с чистосердечного признания. Генерал Аффери произнес это двадцать семь часов назад в Нигили Синвере, спасибо министру Ингриву, — лейвор достал из кармана коммуникатор и, нажав на кнопку, запустил запись:

«Поэтому я предлагаю Вуркулуру немедленно сдаться и гарантирую ему достойное обращение. Ты меня слышишь, я знаю, так что не затягивай».

— Это все?

— Все. Личность Вуркулура остается тайной.

— Она не имеет значения, — Терну стиснул зубы, — Аффери открыто говорит об этом в Совете, значит, все они должны заплатить.

— Даже тилур Мурдикин?

— Такова судьба, — лейвор отвел взгляд. — Время всех рассудит.

— Мне нравится ваш образ мыслей, но вам придется самому отправиться туда и замарать лапы, — сказал Сиверис. — Советники будут заседать через три часа, возможности лучше может не представиться. Пока они держат власть, мы не можем рассчитывать на поддержку Дикой орды или Стаи…

— …А утечек допускать нельзя, знаю. Я сделаю, что необходимо, с вас информационное прикрытие. Придумайте что-нибудь правдоподобное.

— Да, еще кое-что. Для вас это особенно важно, учитывая ваши… связи, — агент взглянул на наручные часы. — У вас есть час до начала массовых депортаций, операции «Изумрудный змей», как ее называют в Верховной ставке. Войска уже в полной готовности, их боевой дух на высоте, и ожидать от них снисхождения сейчас, когда людей ненавидят все, было бы в высшей степени неразумно. Даже ваш авторитет не поможет.

— Какие условия?

— Свободных вывезут и поработят, но только из Кайлура, а не из столицы; отсюда выберутся максимум сто тысяч, остальным уготована благая участь. Дикая орда имеет право проверять дома дворянства и непременно им воспользуется, приказ генерала был очень точен. Можно назвать это принуждением к солидарности. Если поспешите, успеете спасти свою… подругу.

— Она мне не подруга, — сказал Терну, но сменившие на мгновение цвет глаза выдали ложь.

— Я лишь предупреждаю, — усмехнулся Сиверис и указал на приближающийся маглев. — Время уходит.

Махама был невероятно заботлив; как только Мираи осталась одна, он тут же предложил ей успокоительное, и хотя девушка уже настолько привыкла к ужасам, что даже от попытки изнасилования оправилась быстро и без таблеток, она все же согласилась.

Слуга заварил ей чай и, решив не навязываться, избавил ее от своего общества; она вернулась на веранду, где только недавно беседовала с Терну, и села там, чтобы насладиться уютом: снаружи становилось все хуже, но внутри, в стенах Рину Читари, было тепло и безопасно, пусть даже половина этого чувства создавалась белой пилюлей в ее желудке.