Атеро Виртанен - Благородная империя

— Вас не забудут.

Удар в сердце — мгновенная смерть; генерал встретил ее с широко открытыми глазами. Терну погрузил лезвие глубоко в его полную ненависти и высокомерия — истинных добродетелей — грудь; склонившись над мертвецом, он опустил ему веки, смахнул кровь шарфом и убрал клинок в ножны.

— Вот и все, — прошептал он и, прислонившись к стене, продолжил свой путь.

Фуркум молча повел его по коридорам и мрачноватой лестнице, которую тоже задело взрывом; они спускались, а этажом выше из лифта выбежали медики и охрана; прожекторы с вертолетов освещали то, что осталось от зала заседаний. Добравшись до земли, Терну и Вуркулур вышли наружу, под дождь, и побрели вдвоем по проспекту, не смотря под ноги.

Они не разговаривали; Фуркум лишь сообщил, что в Сейно Ривури ждет вертолет, который заберет их туда, где все началось. Им нужно было многое обсудить, но они оба слишком устали. Навстречу им двигались демонстрации и танки, по улицам проезжали грузовики с жертвами «Изумрудного змея», в высоте, несмотря на скверную даже по меркам Хорд Лангора погоду, роились журналистские дроны.

Дом рода Мурдикин был совершенно пуст; даже кибердворецкие куда-то исчезли, не оставив ни следа. На газоне рядом со зданием и впрямь стоял вертолет-беспилотник.

Машина поднялась в воздух и полетела в новом направлении; она пропывала над районами, где Терну никогда не бывал — издержки жизни в Столице мира — в сторону океана; гроза не стихала, но умелая Laikont управляла вертолетом, словно настоящий опытный пилот, двигаясь наперекор ветру.

Лейвор смотрел на землю через иллюминатор; транспорт нес их далеко от Хорд Лангора, в вечно штормящее открытое море, бескрайнее и не знающее покоя. Внизу виднелись боевые корабли Славного флота, огромные судна, груженые сейчас контейнерами с пленными; Терну радовался, что его брат не участвует в этом чудовищном геноциде, и одновременно сожалел, потому что понимал, что это дело правое и что за такие подвиги дают медали и ордена.

— Куда мы летим? — спросил Терну.

— Туда, где нас не потревожат, — сказал Фуркум. — Там я тебе все расскажу.

Полет над неровными волнами все не кончался, и Терну погрузился в мысли.

Когда-то, как гласили легенды, море вокруг Хорд Лангора и столичного острова было тихим. Аномалия появилась вскоре после прихода императора Синвера и, по убеждению историков, сыграла ему на руку: империя сайитирских фависов, ныне удержавших только треть некогда принадлежавшей им территории, изнежилась под южным солнцем и не привыкла к испытаниям природы.

Лангориты же издревле жили куда севернее, на буйном архипелаге Чиннавур, где сейчас стоял Муру Синуранастрис. Настоящие дети бурь, они приспособились выживать в там, куда не решался зайти человек. Освоив мореплавание, они прибыли на остров, уже воспитанные и вскормленные гневливыми водами, и разместились на берегах реки Энферон, где поставили столицу.

Сайитирцы пришли позже; они поначалу удерживали «диких зверей» в узде, но лишь до тех пор, пока Звезды не наслали на остров чиннавурскую погоду, проклятие человека и счастье лангорита; тогда-то высшая раса и поднялась против тех, кто оскорбил ее гордость, и Синвер был во главе.

Войны Первого императора с человечеством длились невероятно долго; все это время погода продолжала ухудшаться и достигла современного состояния к концу его правления, самому расцвету новорожденной Империи, которая с того времени беспрерывно расширялась тысячу циклов. Терну вдруг подумал, что история зависит от погоды, а может, наоборот — погода от истории…

За этими праздными мыслями в теплом вертолете он провел с полчаса, пока летательный аппарат, качаясь из стороны в сторону, летел в неизвестность. Наконец он начал снижаться; Терну выглянул в иллюминатор и увидел знакомый пейзаж.

— Мы на месте, — сказал Фуркум.

Рыцарь вновь не понимал, где находится; он плыл по белой пустоте, потеряв всякое чувство направления. Верх казался низом, низ — верхом, время остановилось; Ринслейф не знал, дышит он или нет, и просто двигался по течению, не пытаясь сопротивляться.

Когда хаос в голове успокоился, он стал постепенно вспоминать, что произошло. Поначалу было трудно. Схватка, таймер, взрыв… разрозненные воспоминания, путаясь между собой, не давали сосредоточиться, но вскоре перед его глазами встала цельная картина.

Он снова был мертв — уже в третий раз — и его опять ждала неизвестность. Ринслейф научился видеть прелесть смерти; каждый раз, когда у него отнимали жизнь, или, вернее, тело, он оказывался в одиночестве; предоставленный самому себе, он мог спокойно думать, никуда не спеша и ничем не рискуя. Каждое возрождение подкидывало новые темы для осмысления; вот и сейчас он думал, зачем пошел на поводу у Вуркулура и дал себя использовать.

Тошнотворное ощущение, что он марионетка, не отпускало его с самого того момента, как он понял, что за человек скрывался под крысиной маской; третья смерть сделала это чувство сильным, как никогда, но цифровой космос, сотканный из кода, давал человеку возможность взглянуть на свое положение без лишних эмоций, которыми он, по собственному наблюдению, слишком увлекся после встречи с Лайконт.

Эти размышления привели его к неприятному, но в то же время удивительно желанному выводу: его не обманули. Вуркулур лгал очень долго, но в конечном итоге исполнил договор и дал Рыцарю то, чего тот желал: возможность отомстить себе. Винить за поражение и глупость можно было только самого себя; в конце концов, как показали человеку-машине его приключения, лангориты — не люди.

Был ли он слишком слаб или его противник — слишком силен, уже не имело значения; долгие приключения Сунду Ринслейфа закончились, и что бы ни ждало его впереди, он надеялся уже никогда в жизни — в любой из жизней — не встретить тилура Шеркена и не услышать о Вуркулуре, хотя что-то подсказывало, что этим надеждам не суждено сбыться.

Мир вокруг начал меняться и перестраиваться. Туман, окутывающий мир компьютера, постепенно растворился, и Ринслейф совершенно неожиданно обнаружил себя в абсолютно белой комнате, такой просторной, что из одного ее конца было трудно разглядеть другой. Его тело само по себе плавно опустилось на удобное кожаное ложе.

Несколько минут Рыцарь лежал, глядя в потолок; бурлящее сознание не давало расслабиться. Мир Лайконт нельзя было не узнать; Ринслейфа удивило только, как он сюда попал. Он ясно помнил, что погиб в пламени взрыва. Не была ли это очередная хитрость лукавого демона, хозяина маски?

Холодное, но нежное прикосновение руки Лайконт вырвало его из потока мыслей. Женщина в черном появилась словно бы из ниоткуда; она выглядела моложе, чем обычно, и непривычно тепло улыбалась, как будто это была настоящая девушка.