Дэн Браун - Инферно [litres]

Утреннее солнце уже поднялось над горизонтом и отбрасывало длинные тени в узкие ущелья флорентийских улиц, разделявших здания. Хозяева магазинов и кафе поднимали на своих заведениях металлические решетки, воздух был напоен ароматом эспрессо и свежеиспеченных круассанов.

Несмотря на сильный голод, Лэнгдон не сбавлял шага. Я должен найти маску… и узнать, что написано на обратной стороне.

Лэнгдон вел Сиенну по узкой улице Леони, стараясь привыкнуть к ее изменившемуся виду. Столь разительная перемена напомнила ему, что они едва знакомы и он совершенно ее не знает. Они направлялись к Соборной площади – той самой, где после своего последнего звонка умер Игнацио Бузони.

«Роберт, – успел, задыхаясь, сказать Игнацио, – то, что ты ищешь, надежно спрятано. Врата для тебя открыты, но надо спешить. «Рай», двадцать пять. С Богом!»

«Рай», двадцать пять , повторил про себя Лэнгдон, не переставая удивляться, насколько хорошо Игнацио Бузони должен был знать текст, чтобы точно указать конкретную песню. Что-то в ней было для него особенно значимым. Но Лэнгдон не сомневался, что все поймет, как только книга окажется у него в руках, а мест, где она продавалась, по дороге было достаточно.

Голова под париком начала чесаться, и, хоть Лэнгдон и чувствовал себя неуютно в таком наряде, он не мог не отдать должное находчивости Сиенны: ее импровизированная маскировка оказалась на редкость удачной. Никто не обращал на них внимания, даже попадавшиеся по пути полицейские, отправленные на усиление в палаццо Веккьо.

Сиенна молча шагала рядом и на протяжении нескольких минут не произнесла ни слова. Лэнгдон бросил на нее взгляд, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она была погружена в свои мысли, видимо не в силах примириться с тем, что только что лишила жизни их преследовательницу.

– И о чем это вы размечтались? – шутливо поинтересовался он, надеясь отвлечь ее от мыслей о разбившейся насмерть женщине на полу Зала пятисот.

Сиенна медленно подняла взгляд.

– Я думала о Зобристе, – не сразу ответила она. – Пыталась вспомнить, что о нем знаю.

– И?

Она пожала плечами.

– В основном только то, что было в его скандальной статье, опубликованной несколько лет назад. Она меня по-настоящему задела. А в медицинских кругах разлетелась со скоростью вируса. – Она поморщилась. – Извините за неудачное сравнение.

Лэнгдон мрачно усмехнулся.

– Продолжайте.

– В статье утверждалось, что человечество находится на грани исчезновения и если мир не постигнет глобальная катастрофа, которая резко сократит население Земли, то людям как виду осталось не больше столетия.

Лэнгдон изумленно посмотрел на нее.

– Всего столетие?

– Весьма категоричное заявление. Отведенное им время оказалось намного короче имевшихся прогнозов, но было подкреплено весьма убедительными научными данными. Он нажил огромное количество врагов, призвав врачей отказаться от лечения, потому что продление жизни лишь усугубляет проблему перенаселения.

Теперь Лэнгдон понимал, почему статья вызвала такой ажиотаж в медицинском сообществе.

– Неудивительно, – продолжала Сиенна, – что на Зобриста набросились со всех сторон – и политики, и церковь, и Всемирная организация здравоохранения. Все они подняли его на смех как сошедшего с ума мизантропа, пытающегося посеять панику. Особое возмущение вызвало его утверждение, что если нынешняя молодежь решится обзавестись потомством, то оно станет свидетелем гибели человечества в буквальном смысле слова. Зобрист проиллюстрировал эту мысль «часами Судного дня». Если всю историю человечества на планете сжать до одного часа… то мы проживаем последние секунды.

– Я видел эти часы в Интернете, – признался Лэнгдон.

– Да, это его творение, и оно вызвало бурное негодование. Но настоящий шум поднялся после заявления Зобриста о том, что его научные изыскания в области генной инженерии окажут человечеству несравненно большую пользу, если послужат не лечению болезней, а созданию новых.

– Что?!

– Да, он утверждал, что его технологии следует использовать для ограничения роста населения путем создания гибридной линии болезни, перед которой современная медицина окажется бессильной.

При мысли об искусственном создании гибридных вирусов, которых, если они окажутся на свободе, уже нельзя будет остановить, у Лэнгдона мурашки побежали по коже.

– Всего за несколько лет, – продолжала Сиенна, – Зобрист из иконы медицинского мира превратился в абсолютного изгоя, отверженного. – Она помолчала, и на ее лице отразилось сочувствие. – Так что неудивительно, что он в конце концов не выдержал и покончил с собой. И особенно печально, что он, возможно, прав.

Лэнгдон не верил своим ушам.

– Извините, вы считаете, что он прав ?!

Сиенна выразительно пожала плечами.

– Роберт, если рассуждать с чисто научной точки зрения, опираясь только на факты и отбросив все эмоции, я могу вас заверить, что, если не произойдет ничего кардинального, конец нашего вида не заставит себя долго ждать. И приближается он очень быстро. Это не будет ни «озером огненным и серным» [30] Откровение Иоанна Богослова, 20:10. , ни апокалипсисом, ни ядерной войной… это будет полный коллапс из-за перенаселения планеты. С математикой не поспоришь.

Лэнгдон похолодел.

– Я серьезно изучала биологию, – продолжала Сиенна, – и могу заверить, что исчезновение вида из-за перенаселения случается в природе довольно часто. Представьте себе колонию ряски на поверхности крошечного пруда в лесу, в котором питательных веществ более чем достаточно. Если ряска начнет бесконтрольно размножаться, то затянет всю поверхность пруда и солнечные лучи не смогут проникать в толщу воды и давать жизнь питательным веществам в ней. Высосав все полезное из окружающей среды, водоросли быстро погибнут и исчезнут без следа. – Она тяжело вздохнула. – Подобная участь может ждать и человечество. Причем гораздо раньше и стремительнее, чем нам представляется.

Лэнгдону стало не по себе.

– Но это… невозможно.

– Возможно, Роберт, хоть и не укладывается в голове. Человеческий разум наделен примитивным защитным механизмом, который отрицает реальность, если она оказывается слишком большим стрессом для мозга. В психологии это называется «отрицанием», или «игнорированием опасности».

– Я слышал об этом, но отвергаю состоятельность этого тезиса, – попробовал перевести все в шутку Лэнгдон.

Сиенна закатила глаза.

– Остроумно, конечно, но поверьте мне, что это не шутки. Отрицание – важнейший элемент защитной реакции человека. Не будь его, мы бы просыпались каждое утро в ужасе, думая, какой смертью умрем. Но наш мозг блокирует экзистенциальные страхи и переключает внимание на проблемы, решить которые вполне в нашей власти, например, явиться на работу вовремя или заплатить налоги. А при появлении масштабных, экзистенциальных страхов мы быстро заменяем их простыми задачами и будничными хлопотами.